Артемий Захаров

Нам дико скучно наблюдать на экране …за собой!
Артемий Захаров

Обладатель «ТЭФИ» как репортер, он долго работал на региональном телевидении. А потом — начал снимать документальные реалити-сериалы. За нашумевшую «Скорую» их команда удостоилась Первой национальной медицинской премии, учрежденной Медицинской Палатой России под предводительством доктора Рошаля. «Премия была учреждена в 2014-м году, прошлой весной я ездил ее получать» — рассказывает Артем. Кажется, их «Скорую» и еще — «Музкомедию» берут на фестиваль документальных фильмов «Страна». Вообще, рынок документального кино весьма специфический. Фильмы обычно делаются под гранты, либо — по заказу профессиональных сообществ. — В любом случае, это не очень выгодно. — признает Захаров. Однако продолжает снимать свои сериалы и — весьма успешно. Он определенно занял свою нишу уже не только в местном, но возможно, и в федеральном пространстве. В конце концов, не так уж много у нас в стране снимают документальных фильмов о… людях героических профессий. К таковым смело можно отнести докторов. А где доктора, там, естественно, и пациенты. Сиречь, мы с вами. Позади «Скорая» и «Роддом», впереди — новый сериал, посвященный уже ветеринарам. Откуда такой интерес к медицинской тематике?

— Идея снять документальное реалити жила у нас в головах года три, пока вдруг не понравилась Медицинской палате Свердловской области. Итого, три года идее, потом три месяца снимали, и три недели эфира. Про службу 03. С «Роддомом» тоже забавно: от задумки — до эфира — у нас прошло 9 месяцев.

Хотелось поговорить о серьезном, предложить новый формат. Ток-шоу слишком затратно для регионального ТВ, а документалка — то, что надо. На федеральных каналах тоже стали появляться документальные сериалы. Это уже тренд. Недавно на 1-м показали сериал про эболу. Насколько знаю, подобные проекты появятся в новом году и на других федеральных каналах. Обычно снимают получасовые-часовые докфильмы. А мы решили сделать сериал, где в каждой серии есть какая-то своя микро-идея, микро-мысль. Человек посмотрел — и у него сложилось некое резюме. У нас 8 ситуаций, 8 идей или проблем. Так же мы строили работу над «Скорой». Делать из сериала санта-барбару, вроде, родит она в следующей серии, или нет, не стали.

— Тем не менее, через весь сериал проходит линия с этой семьей из Берёзовского…

— Да, в «Скорой» у нас был главный герой — главврач Георгий Владимирович Кейль. Седой такой, похожий на Клуни. А здесь нет столь яркого главного героя, у них очень коллективный труд. И вот мы придумали этот видеодневник одной семьи. Мы ведь в сериале показывали экстраординарные ситуации — рождение двойни, кесарево, роды у психически больной женщины… Это происходит не каждый день. На самом деле ведь процентов 97 случаев в роддоме — это обычные семьи, приходят, рожают. Такая мимимишная история. Если показывать это на протяжении восьми серий, у зрителя непременно возникнет вопрос: зачем? Поэтому историю с обычными родами мы решили «протянуть» через весь сериал. Было страшно трудно найти семью, которая согласилась бы вести видеодневник. Не всякий согласится дома — в спальне, на кухне рассказывать о самом сокровенном. Буквально в последний день Лиля и Раиль, пришедшие на экскурсию в роддом, согласились. Они добросовестно вели видеодневник на протяжении нескольких месяцев. Интересно, что у многих зрителей это вызывало негативную реакцию. Кому-то показалось скучно, кому-то не понравились герои. Я был удивлен. Люди зацикливаются на чем-то странном. Мы настолько привыкли видеть на экране нечто экстраординарное, что нам дико скучно наблюдать на экране за собой! Это единственное объяснение, которое я для себя нашел. А ведь Лиля — это олицетворение 98 процентов нормальных молодых женщин с их страхами… Наша задача была — бросить камень в воду. Считаю, что мы его хорошо кинули, поскольку тема роддома — очень интимная, сакральная. Еще и поэтому я ее предложил в качестве следующей темы после «Скорой».

— Почему, у вас есть дети?

— Самое удивительное, что нет. Мне было интересно посмотреть, как это все внутри устроено. Наверное, я хотел развеять и какие-то свои страхи… После «Скорой» мы там попали буквально за двери реанимобиля.

— Как вас пустили?

— Тут большое спасибо медикам. Мне кажется, они созрели для открытого и серьезного разговора. Проблема в том, что для среднестатистического журналиста глубокое погружение в рамках полутораминутного сюжета — непозволительная роскошь. Человек переезжает с одной съемки на другую, конвейер. Порой наш брат может поскандалить, полить грязью, просто брякнуть глупость. Медики обижаются. А ведь что бы мы ни думали и ни говорили о них или, скажем, полицейских, если они не будут работать, мы будем жить в хаосе!

Что касается медиков, представьте, с кем им приходится сталкиваться, это же ужас! Однажды во время съемок на них реально с кулаками полез пьяница. У нас же в России в своем роде уникальная система. Во всем мире — если хочешь, чтоб тебя на Скорой под капельницей довезли до больницы — плати. А у нас — нет. И вот разные бабушки, пьяницы… В массе получается большой процент непрофильных, лишних вызовов. На медиков падает колоссальная нагрузка. Я смотрел на них с восторгом. Нам хотелось копнуть поглубже, поговорить об этой профессии. В результате мы работали, буквально жили вместе с ними полгода, с некоторыми подружились. Снимали в основном одну бригаду. Работали вдвоем — я и оператор. В роддоме кое-где я подснимал и сам, чтобы было больше картинки.

— Круги по воде. Был реальный позитивный эффект?

— Я ведь давно работаю «в телике», уже лет 13. И вот только после «Скорой» впервые увидел и почувствовал эффект и силу телевизора. Ребята, медики, рассказали, что они стояли в пробке, и вот стучится к ним какой-то мужчина. Они подумали, что, как всегда, приставать будет, или таблетку попросит… Открыли дверь, а он им протягивает три мороженки: «Вы — лучшие!». Вот это поважнее рейтингов будет.

— Какой роддом снимали?

— Десятый перинатальный центр. Нам нужно было нерядовое учреждение. А тут способны выходить ребенка с 500 грамм.

— Эти акушерки — они действительно такие добрые, участливые, или, все же немножко на камеру?

— Помню по своей репортерской работе: приезжаешь, и от тебя «отбрыкиваются». Сейчас понимаю — человек делает свое дело, жизнь спасает, например, а ты болтаешься под ногами со своей камерой. Конфликт интересов: одному нужно снять материал, другому — жизнь спасти. Мы договаривались. Я часа по 2-3 буквально допрашивал врачей, для них это было непривычно. Бывало, пишем, вдруг, бац, вызов. Встаем, едем вместе… У них-то не может быть перерыва в работе…

— Не было страшно вам?

— Шел снимать первые роды, меня откровенно потряхивало. Думаю, вдруг что-то пойдет не так, упаду в обморок… Пишут же, что отцы падают в обморок… Но там вдруг отчетливо понимаешь, что мы живем в мире стереотипов и мифов. Мы как раз и хотели эти мифы хоть чуть развеять. Я понимал, что совсем не получится. Вот я сажусь в машину, разгоняюсь на полной скорости, врезаюсь и остаюсь жить. И предлагаю потом другому: «Садитесь, повторите! Все будет в порядке!» Так же примерно с родами. Тема закрытая, «переживательная». Все, что связано со здоровьем, всегда риск. Мы хотели показать — вот такие палаты, такие роды. Если что, вас повезут на переливание крови или сделают кесарево. Спасут. Мы сделали попытку ликбеза. Ведь что мы знаем о роддоме? Никто и ничего. За исключением рожавших. А мужчины, а молодые женщины? Потому мы и просились в роддом.

— Вы стали по-другому относиться к женщинам после этих съемок?

— Если честно, я всегда хорошо к ним относился (смеется). Но когда мы родим, наверное, можно будет сказать, как поменяется мое отношение к моей жене. Конечно, мы будем рожать совместно… Моя жена немножко такая бояка. Я-то после проекта свои страхи поборол и готов к тому, чтобы идти рожать. У меня было ощущение — когда услышал первый крик ребенка — хм, а что случилось? Прекрасно, раз и появилась новая жизнь! Мы наснимали порядка двадцати с лишним родов. И все время было ощущение причастности, хотя, вроде, чужие люди, чужие истории. Иногда до слез. Счастье, что почти все люди соглашались сниматься.

— Были ситуации экстренные, когда вам говорили: «Уйдите, сейчас не до вас!»?

— У нас была экстренная ситуация с женщиной, отказавшейся от ребенка. Никто ничего не говорил, мы брали и снимали. Конечно, обезличили историю. Это был очень мощный момент, мы решили с него начать сериал — бабахнуть по голове, чтобы не было ощущения, будто роддом это такая мимими-тема. Бывает наоборот.

— Эту отказницу уговаривали?

— У них работает психолог. Акушерки рассказывали, что бывали ситуации, когда им удавалось переубедить женщин, и те уходили с ребенком. То, что деньги имеют значение в этом вопрос е — миф. Чаще — внутренние семейные конфликты. Одной отец сказал, мол, не приходи с ребенком, не пущу. Другая вообще скрывала свою беременность от мужа и семьи. Родила, оставила, акушерки давай выяснять, почему, зачем… Она поддалась на их уговоры, рассказала историю. Так ее родня потом всем табором приезжала. Благодарили акушеров за замечательного внука. Отказники — очень серьезная проблема для России. Я лет 10 назад делал большой проект для Обл. ТВ на эту тему. Это ужасно.

— При этом есть ведь и обратные ситуации, когда женщины ведут себя героически.

— Такая удивительная русская ментальность. Мы показывали одну маму, которая ревела, ходила и выкармливала своего ребенка. Так же и актриса Коляда Театра, родившая недоношенного мальчика. Есть женщины, которые своих крох даже в беде не бросают. У нас в первой серии такой контраст: «отказница», бросившая здорового ребенка и — женщина-следователь, боровшаяся за своего больного малыша.

— Там у вас врач рассказывает, что какая-то роженица, закончив процесс, положила плаценту на лицо. И прочие смешные байки. Были какие-то вещи, которые вы не могли вставить в фильм по причине их неприличности? Почему они боятся рыжих?

— Это просто у них суеверие. Боятся и все. Опасаются. Вот мы сейчас снимаем фильм про ветеринаров. У них тоже упал инструмент, значит, сейчас еще кого-то неотложного привезут. Ограничений с точки зрения цензуры не было. Ни одной цензурной правки. Разрешили снимать роды психически больной женщины. Ведь в таких ситуациях как раз и видна работа врачей. Подобный момент был в «Скорой», когда мы снимали наркомана. Его тащат в реанимобиль, у подъезда стоит рыдающая мать…

Вопрос: имеем ли мы право это показывать? Показали. Наша задача — максимально репортажно отразить жизненную ситуацию. Кто-то живет в мире и знать не знает — какие наркоманы, какие психбольные?! А другой, наоборот, говорит, что он в этом и так живет, пусть ему показывают мюзиклы!

— Была у вас в форуме девушка, которая написала, мол, зачем вы это все выволакиваете на свет Божий, это так противно и унизительно для женщины…

— У меня был культурный шок. Чайлдхейтеры — эта мадам представилась именно так. Был поражен, что такие существуют. Когда-то я работал в программе «История в деталях». У нас был слоган: «Какие люди, такие и истории». Может, за этим чайлдхейтерством стоит личная драма. Никогда не буду осуждать. Для меня как документалиста это хорошо — это пестрота нашего общества.

— Еще была претензия к вам — со стороны показываете. «Направьте камеру прямо туда!» Вы «туда» заглядывали сами?

— У нас было джентльменское соглашение. Мы предупреждали, что делаем общий план и — крупные планы эмоций мамы и врачей. Есть градация 18+, есть профессиональная и человеческая этика. Кому надо — в учебниках по анатомии все нарисовано.

— Фактически вы охватили все «проблемные точки» — вертикальные роды, мигрантские роды… Как к таким, кстати, относятся соседки по палате, врачи?

— Что касается мигрантов, ситуация такая. Они вызывают Скорую, те обязаны их довезти, а в больнице — родоразрешить. Платит кто? Мы, налогоплательщики. Вопрос не в национальности. Иногда и русские себя безответственно ведут. Хотя в мигрантской среде проблема, безусловно, ярче проявляется. Они порой и по-русски говорят с трудом. А ведь приезжают еще и из СИЗО, психбольные… Никакой брезгливости или осуждения в докторах не увидел.

— Т. е. люди туда идут работать хорошие…

—  Это каждодневная рутина, но они работают с драйвом! Был еще момент интересный. В день премьеры «Роддома» мы устроили флэшмоб. Наша коллега Даша Воронова рассказала про свои роды, все медийные мамочки города выкладывали фото и рассказывали свои истории. Выяснилось, что многие женщины к родам относятся неоднозначно. Для кого-то это самый светлый день в их жизни, а для других — жуткий стресс, кошмар. Такие потом говорят, мол, больше в роддом ни ногой. Но ребенок растет, и боль забывается.

— Расскажите про следующий «ветеринарный» сериал?

— Мы снимали его параллельно с «Роддомом». Возникла идея сделать что-то про животных. В обществе же к ним отношение меняется. Сейчас выходит много сюжетов про зоозащитников. Оказалось, что у нас в городе существует суперкрутая клиника «Ветдоктор», где животных спасают на таком высочайшем уровне, что и у людей не везде есть. У них там МРТ, рентген, стерильная операционная… Одна из серий будет посвящена собаке, которую зоозащитники привезли в клинику вместе с пакетиком. В нем были ее кишки, селезенка… И врачи эту собаку «собрали». Она живая, бегает. А еще эти врачи протезируют глаза собакам, убирают кисту хомячку, спасают змею, которую изнутри прокусила мышка, которую змея не успела переварить…

У нас потрясающие ветеринары! Они обладают способностями к супердиагностике. Животное ведь не расскажет, где что у него болит. И они как Шерлок Холмс должны найти и догадаться, какая инфекция, откуда… В трудных случаях звонят коллегам в Лондон.

Еще у них есть зоопсихолог. Одна собачка все никак не ела, худела-худела… Выяснилось, она боялась подставки, на которой стояла миска. Миску убрали, и собака выздоровела. К ним едут со всей России.

Очень важно, что через каждый наш проект — реанимобиль ли, родовая или ветеринарка — мы пытаемся дать зрителю возможность посмотреть на себя с другой стороны.

— Причем никаких оценочных суждений…

— Никаких. Инспирировать принятие законов — не наша задача. Если посмотреть по показам на Youtube, редко какие документальные фильмы набирают большое количество показов. А наш документальный сериал за две недели набрал больше 60-ти тысяч просмотров. Нам удалось совместить документальный подход — с телединамикой. У нас ведь и сознание сейчас стало «клиповым» — все, что больше 40 секунд, просто не выдерживаем, выключаем… Новости — из соцсетей. Достаточно прочесть заголовок. Даже вместо кино некоторым достаточно посмотреть трейлер. И все же люди начинают смотреть. Тема задела. Это вселяет надежду. Они пропустили через себя, осмыслили. Что может быть для автора важнее? Я же не научу кого-то жить, мне главное — дать пищу для размышлений.

Комментарии (всего: 2)
Happy Troll Friend 12 ноября 2014 года в 14:47
Дико скучно читать про то, как Захарову дико скучно наблюдать на экране за собой.
4
lucky 12 ноября 2014 года в 22:00
Ну тэфи всё таки, как ни крути
0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
Войти
Зарегистрироваться

Вход с помощью других сервисов

Uralweb.ru в социальных сетях