Все подвергающий сомнению в своей телепрограмме «Однако» журналист 1 канала Михаил Леонтьев пожаловал в Екатеринбург представлять журнал с аналогичным названием. В процессе обсуждения журнальных тонкостей, коснулись и ситуации в стране, и свободы слова, и особенностей нашего ТВ.

— Михаил, почему приехали со своим журналом именно в Екатеринбург?

— Мне кажется, следующий, чисто физически по значению регион после Москвы и Питера это Урал. Огромный, самый интересный и красивый. Мы не собираемся из Москвы учить людей как жить. Будет уральская продукция. Это самый интересный в России, «вкусный» регион.

Я полагаю, что прежде чем говорить о модернизации, Россия нуждается в реиндустриализации. Например, является ли инновацией производство тяжелых транспортных самолетов, которые СССР умел делать 30 лет назад? «Руслан 124» производился тогда, а теперь мы его производить не можем. У нас индустриальная деградация очень высокого уровня. Современный кризис показывает, что именно высокоразвитая индустриальная экономика наиболее жизнеспособна в этом мире. Есть такая страна Германия. Если бы на ней не висело обременение в виде Евросоюза, она бы вообще сейчас себя чувствовала неплохо.

— С чего вообще решили удариться в печатную журналистику?

— Вообще-то я журналист пишущий. С ТВ просто так случилось. И для меня естественно печатное слово, которое гораздо более квалифицированно и весомо, хотя и менее действенно. Поэтому не хочется отказываться от ТВ-формата. Да, инструмент грубый, но — эффективный. Тем более, сейчас мы переживаем период, когда ломается цивилизационный уклад.

Хотя издательский и журнальный рынки сейчас депрессивны, коммерческого смысла в издании такого журнала нет. Мне уже сказали, мол, у вас там текстов по две сплошных страницы, это пугает читателя. Я ответил, знаете, если читателя пугают две страницы сплошного текста, это точно не наш читатель.

— Как скоро вы откроете уральскую вкладку?

— Может, через месяц. Распространение журнала — профессиональная работа, это не мое. Мордой торговать я еще могу. Неинтересно вариться в московском супе, там по нескольку раз уже все переварено. Я рассчитываю на глоток свежего воздуха.

— Среди ваших авторов и Александр Невзоров, и француз Мейсан, у которого разногласия с Саркози…

— Мы долго сотрудничали с Сашей Невзоровым. Это брэнд. Иногда вещи, которые он пишет, кажутся дикими. Но это все равно интересно. А Тьерри Мейсан — известный в определенных кругах французский аналитик, который не может жить во Франции, поскольку его отношения с Саркози не позволяют ему быть там в безопасности. Мейсан генетически вышел из французской военной аристократии. Франция страна победившего бюрократического социализма, к тому же, сданная в пользование ЦРУ. Саркози всю жизнь был неоголлистом, писал статьи про третий путь и т. д. И придя к власти, на этой волне, путем серии интриг, вернул Францию в структуры НАТО и присягнул Америке. Может, это и правильно, но никто с избирателями не советовался.

— Это было преддверие вопроса. Вы тоже занимаетесь политикой. Неоднозначные, острые темы. Вы никогда не испытывали прессинга на себе? Боитесь чего-нибудь?

— Я никогда не испытывал прессинга. Человек должен выбирать команду, в которой он может работать с нравственной, интеллектуальной и профессиональной точки зрения полноценно. Что считать прессингом? Мне не диктуют, что писать и говорить. Я вот боюсь ошибиться, что со мной часто бывало в прошлом. И, надеюсь, там и останется. Потому что в последнее время я почему-то оказываюсь прав.

— Свобода слова в России существует?

— Свобода слова в России существует реально и ничем не ограничена, кроме карьерных соображений отдельных журналистов. Как и повсеместно. Есть Интернет, огромное количество наших коллег, издающих политические еженедельники — это либо умеренная, либо радикальная оппозиция. Все, начиная от гламурных журналов и кончая «Нью-Таймсом» и «Новой Газетой», заняты фрондой. Либо «отмороженной», либо с кукишем в кармане и тихим глумлением.

Возьмите разговорное радио. Парадокс, что компании, принадлежащие крупным государственным структурам или контролирующиеся известными партнерами и старыми друзьями Владимира Владимировича, своими деньгами, зачастую, коммерчески себе в ущерб поддерживают радиостанции, которые позиционируют себя как противники режима. На самом деле проблема свободы слова не в наличии цензуры, а в отсутствии слов. Мне таким ратующим за свободу слова все время хочется сказать: — А у вас слово-то есть? Какое слово хотите сказать, матерное?".

У нас не существует свободы пропаганды и промывания мозгов. Да, федеральные эфирные каналы в рамках уходящей технологической эпохи являются скорее инструментами, нежели СМИ.

— И все же инструментами пропаганды?

— Отличие между информацией и пропагандой очень просто. Информация это то, что вам нужно, товар. И вы этот товар можете получить в любой момент в любом виде так же, как и дезинформацию. Пропаганда это не товар. Не видел человека, который бы сказал, пойду-ка я, пусть меня распропагандируют. Эти инструменты заблокированы для использования случайными игроками. Целенаправленно государство не занимается государственной пропагандой, говорить об этом нелепо. Пусть мне расскажут, какую такую идеологию пропагандирует наше государство. Ее нет, нечего пропагандировать. Наличие официоза на федеральных каналах не является пропагандой. Это, скорее, контрпропаганда, потому что это раздражает. Если взять радиостанцию «Эхо Москвы», мы увидим идеологически заточенный, хорошо сделанный контент, где каждое слово — на своем месте. Те же Хазин-Проханов укладываются в эту колбасу так, чтобы быть в нужном месте перчиком, жирком и т. д., по ГОСТу. Это такое сложенное, из кусочков сделанное профессиональное пропагандистское орудие.

А официоз по ТВ это не задача. Это данность, так же, как, скажем, костюм чиновника. Ничего хорошего и ужасного в этом нет. Я вообще не вижу особой ценности ТВ как интеллектуальной площадки. Нет там интеллектуального и высококультурного.

— А как канал «Культура», 5-й канал?

— Что такое канал «Культура»? У него рейтинг 4 или 5%. Если рейтинг больше, значит, это уже не культура. Меньше — терпеть невозможно. Рейтинг совсем уж культуры — 0-2, такого на ТВ быть не может. Да, есть попытки. Даже сериальная продукция федеральных каналов зачастую вполне интеллектуальна и мировоззренчески выстроена. ТВ может быть вторичным носителем каких-то смыслов. Но это не есть его специфическая функция. Я считаю, что интеллектуальная свобода вещь самоценная и никак не связана с тем, что называется политической демократией. Или связана строго отрицательно. Потому что современная демократия, в том виде, в каком она модельно сложилась, противостоит интеллекту очень жестко, она его исключает.

— Что читаете? Будь такая возможность, хотели бы жить в другой стране?

— Нет, конечно. Знаете, существуют породы животных, которые живут в определенной среде. В другой — не выживают. А читать мне приходится тонны литературы по текущим проектам. Философской, исторической, культурологической. В последнее время стараюсь читать современную русскую литературу. Нулевые. Новеньких типа Сайдулаева, Рубанова и Прилепина. Я давно этим не занимался, и мне интересно понять, чем они живут, что чувствуют.