Мир может скоро вступить в эру, в которой богатым можно будет стать только благодаря своему рождению. Современный капитализм начинает все больше напоминать феодализм.

Если бы весь мир превратился в одно государство, он бы, по всей вероятности, стал олигархической республикой или даже клептократией в стиле коррумпированных африканских стран. Ведь большая часть мировых богатств сосредоточена в руках очень узкой прослойки элиты. По подсчетам британской благотворительной организации Oxfam, уже в будущем году 1% богатейших жителей Земли сосредоточит в своих руках больше денег, чем оставшиеся 99%. В 2009 году в руках самых богатых людей находилось 44% мировых богатств, в 2014 — 48%, а в 2016 эта цифра превысит 50%. «Нижние» 80% мирового населения владеют лишь 5,5% глобальных богатств. 85 самых богатых людей мира контролирует имущество, равняющееся по своей стоимости имуществу 3,5 миллиардов самых бедных.

Неравенство присутствует как в тоталитарных диктатурах, так и в либеральных крепких демократиях. В России 111 миллиардеров владеют 19% всего состояния домохозяйств страны, а богатейшие 10% общества сосредотачивают в своих руках 85% национальных богатств. В Китае, по очень осторожным оценкам, 1% богатейших людей держат в своих руках 30% активов всех домохозяйств. В США в 2007 году 1% богачей владел 35% имущества (в 2011 — уже 37%), а 40% самых бедных людей — всего 0,2% национальных богатств.

Продолжающийся мировой кризис привел к тому, что финансовое расслоение усилилось практически во всем мире. При этом о нем вновь стали говорить. Одним из бестселлеров последних лет стала 700-страничная, сложная для чтения и переполненная статистическими данными книга «Капитал в XXI веке», написанная французским экономистом Тома Пикетти (Thomas Piketty). Ее автор вызвал бурю эмоций, заявив на основе изучения статистических данных за 100 с лишним лет, что современный капитализм с точки зрения финансового расслоения приблизился к эпохе Чарльза Диккенса. Книга Пикетти разошлась по всему миру в полутора миллионах экзмеплярах (в Польше ее недавно выпустило издательство журнала Krytyka Polityczna), а Financial Times назвал ее в 2014 году лучшей финансовой книгой года.

Экономисты сильно разошлись в оценках книги. Лешек Бальцерович (Leszek Balcerowicz) метал в ее адрес громы и молнии на своей странице в Twitter, называя французского экономиста «Марксом XXI века». Но были и те, кто счел работу француза ценной. «Из данных, которые приводит, в частности, Пикетти, следует, что имущественное расслоение в мире начинает напоминать Англию XIX века или даже времена крепостного права», — говорит Януш Шевчак (Janusz Szewczak), главный экономист Сберегательно-кредитной кассы SKOK.

Новая аристократия, новый пролетариат

Буря вокруг «Капитал в XXI веке» — явление понятное. Для многих людей стало шоком то, что в эпоху технологического прогресса, царящей во многих странах демократии и, казалось бы, развитых социальных систем, расслоение продолжает увеличиваться. Как так получается? Пикетти полагает, что это происходит потому, что капитал приносит гораздо больше дохода, чем работа. Если средний рост мирового производства составляет 1-1,5%, то прибыль от капитальных инвестиций доходит до 4-5%. Спекулируя на рынках, можно заработать гораздо больше, чем производя нечто полезное для экономики. Самыми большими шансами на обогащение обладают те, кто уже располагает достаточно большим капиталом и может позволить себе предаться финансовым спекуляциям. Так они аккумулируют все больше средств и все больше отдаляются в имущественном плане от остального общества и его проблем.

У погрязших в долгах (кредиты на образование, квартиры, машины…), трудящихся по срочным договорам наемных работников нет шансов уменьшить эту дистанцию. Предприниматели, конечно, жалуются, что работники работают слишком мало, получают слишком много, «не чувствуют этос корпорации», а европейские экономики с «разросшейся социальной системой» проигрывают Пакистану и Камбодже. Поэтому бизнесмены стараются закрутить работникам гайки, занимаясь лоббированием в среде политиков и убеждая общество, что кризис разразился из-за «лентяев». В итоге расслоение углубляется, а капитализм возвращается к временам «Земли обетованной» (роман польского классика В. Реймонта, действие которого разворачивается во второй половине XIX века, — прим. перев.). Такая ситуация, как полагает Пикетти, приведет к тому, что в будущем богатым можно будет стать, только получив солидное наследство, или войдя в богатую семью при помощи брака.

«Пикетти, несомненно, ведущий мировой экономист, который изучает доходы и неравенство, сделал нечто большее, чем просто зафиксировал факт концентрации богатства в руках узкой прослойки элиты. Он показал, что мы возвращаемся в эпоху „патримониального капитализма“, в котором наверху экономической иерархии находится не просто богатство, а унаследованное богатство. Поэтому обстоятельства рождения становятся важнее таланта и усилий», — написал американский экономист, лауреат Нобелевской премии, Пол Кругман (Paul Krugman).

Новые аристократы — это не столько аристократия промышленности, сколько круг людей, владеющих деньгами. Многие экономисты уже давно указывают на финансовые спекуляции как источник растущего имущественно расслоения. «Реальная экономика оторвалась от рынков и спекуляций. Спекулятивные операции создают огромные, в значительной массе виртуальные, доходы. Я видел данные, показывающие, что 2% богатейших жителей планеты владеют имуществом, стоимостью в 150 триллионов долларов. Какую часть составляет имущество виртуальное? Взглянем на пример с Deutsche Bank. При активах, составляющих 550 миллиардов долларов, он выпустил кредитные деривативы на сумму в 50 триллионов долларов», — объясняет Януш Шевчак. Большая часть этого бумажного богатства может испариться в результате финансовых потрясений, подобно тому, как за несколько недель в июне и июле 2015 года с китайских бирж испарилось 2,8 триллиона долларов (сумма, близкая к номинальному ВВП Франции). Проблема заключается в том, что крупные финансовые спекулянты от краха не обеднеют. А мелкие биржевые игроки, которые утопят на рынках накопления всей своей жизни, не смогут рассчитывать на какую-либо поддержку. Банки же в таких ситуациях могут рассчитывать по помощь государства. «С 2008 года в мировом банковском секторе, который спровоцировал финансовый кризис, выросли премии. Одновременно увеличилась задолженность мировых экономик», — напоминает Шевчак.

Чрезмерное разрастание финансового сектора не только делает экономику более чувствительной к потрясениям, но может оказаться вредным для экономического развития государства. «Экспансия финансовых рынков приносит негативные экономические эффекты: несмотря на необыкновенно быстрое технологическое развитие, автоматизацию и компьютеризацию, рост производительности и ВВП на Западе значительно снизился по сравнению с периодом 1945-1975 годов, когда финансовый сектор был значительно скромнее и лучше регулировался», — отмечает аналитик Фонда Калецкого Михал Собочиньский (Michał Sobociński).

Процесс экспансии финансового сектора в экономику, который заключается, в частности, в заметном увеличении числа финансовых операций, ориентированных на максимизацию краткосрочной прибыли, а не на, например, финансирование развития страны, делает богатых еще богаче, а остальную часть общества — беднее. «Эти явления неблагоприятны с точки зрения мира труда, то есть обычного гражданина: неограниченный рост финансовых активов, сопровождающийся медленным увеличением ВВП, ведет к концентрации богатства во все меньшем количестве рук. Например, в Великобритании доля прибыли финансовых корпораций в ВВП выросла с 1% в 1960 году до 15% в период финансового кризиса. В тот же самый период реальные доходы 10% богатейших жителей Объединенного королевства выросли на 3,9%, а нижние 90% общества обеднели на 2,4%», — рассказывает Собочиньский.

Просачивание бедности

Сторонники политики, которая отдает предпочтение богатым, утверждают, однако, что расслоение для экономики полезно. Ведь если богатые еще больше обогатятся, что-то всегда просочится на более низкие ступени социальной лестницы, а бедные будут лучше мотивированы на образование и труд. «Прилив поднимает все лодки», — говорил Роберт Рубин (Robert Rubin) — министр финансов при президенте-демократе Билле Клинтоне, ставший одним из авторов смягчения регуляционной политики в отношении финансового сектора, которая привела позже к мировому кризису. Теория «просачивания» (trickle-down) вызывает, между тем, все больше сомнений. «В противоположность концепции „trickle-down“ появляется парадигма „trickle-up“, а аналитические работы ведущих исследовательских центров четко демонстрируют, что уменьшающаяся доля зарплат в ВВП (в Польше наблюдается стремительное падение: на 10% за последние 20 лет) приводит к нарушениям в распределении доходов и ограничению внутреннего спроса. В результате объем реальной экономики уменьшается, а непродуктивные элементы финансового сектора растут», — говорит Собочиньский.

Некоторые экономисты указывают, что увеличивающееся в развитых странах финансовое расслоение привело накануне 2008 года в первую очередь к тому, что общество все сильнее увязало в долгах. Доходы богатых быстро росли, а реальная заработная плата осталась на уровне 70-х годов, многим людям пришлось брать кредиты, чтобы соответствовать обозначенными богачами стандартам потребления. Увеличение расслоения ведет также к снижению социальной мобильности, ограничению доступа к образованию. В долгосрочной перспективе менее «равная» экономика страдает также от того, что больше шансов занять высокие посты появляется не у действительно одаренных людей, а у тех, кто компенсирует отсутствие талантов фактом рождения в богатой семье или знакомствами в верхах.

Ричард Уилкинсон (Richard Wilkinson) и Кейт Пикетт (Kate Pickett) в книге «Дух равенства» показали на примере полутора десятка богатых стран, что в государствах с более глубоким общественным неравенством социальные показатели выглядит хуже. Это касается, в частности, количества заключенных, самоубийств, беременности у несовершеннолетних, ожирения, психических заболеваний, успеваемости при обучении.

Грядет дивный мир

Меньшее имущественное расслоение, в свою очередь, не становится преградой для экономического развития. Экономист Кембриджского университета Чхан Ха Джун (Ha-Joon Chang) указывает в своей книге «Экономика: инструкция применения», что между 1950 и 1980 годами Япония, Южная Корея, Тайвань развивались гораздо быстрее, чем сопоставимые с ними экономики, хотя финансовое неравенство было там не таким сильным. В 1960—2010 годах доход на одного жителя США увеличился в 2,7 раза, а в гораздо более эгалитарной в имущественном плане Финляндии — в 3,8 раза.

«Новые исследования Организации европейского экономического сотрудничества и Международного валютного фонда показывают, что растущее общественное неравенство негативно отражается на темпе экономического роста. Работа ОЕЭС, опубликованная в декабре 2014 года, демонстрирует, что углубляющееся расслоение по уровню доходов в последние 30 лет затормозило экономический рост в высокоразвитых странах. Если бы расслоение в этот период не углублялось, экономика развитых стран в 1999—2000 годах могли бы вырасти в среднем на дополнительные 8,5%. Отметим, что речь идет лишь о приостановке углубления расслоения, и если бы этот тренд удалось повернуть в обратную сторону, экономический эффект был бы еще лучше.

Другое исследование, которое провели в этом году аналитики МВФ на базе 150 стран, указывает, что увеличение доходов в наименее состоятельных домохозяйствах способствует увлечению экономического роста, и наоборот: чем больше средств остается в руках богатых, тем медленнее становится этот рост, если не останавливается вообще", — отмечает Михал Собочиньский.

Рост расслоения в долгосрочной перспективе может привести также к печальным политическим последствиям. С одной стороны, он ведет к олигархизации режима, с другой, усиливает симпатии к радикальным движениям, которые стремятся ликвидировать существующий общественно-политический порядок. Переход Европы от демократии к олигархии выглядит вполне реальной перспективой, если учесть закулисные влияния различных лоббистов от бизнеса в политике и то, что самая узкая промышленно-финансовая прослойка Старого континента очень невелика. Исследование профессора политических наук Амстердамского университета Элке Хемскерка (Eelke Heemskerk) показали, что это всего… 16 человек. Такая небольшая группа создает половину финансовых и промышленных контактов между крупнейшими европейскими компаниями. Люди, которых ученый отнес к узкой евроэлите, присутствуют в управляющих органах и советах директоров 67 фирм, а те входят в структуру с 216 связями между органами управления разных компаний. Их слово часто оказывается гораздо более веским, чем мнение демократически избранных политиков, которые, как показал пример Греции, часто обладают ограниченным полем действий в сфере экономической политики.

Простые люди все чаще испытывают из-за этого фрустрацию. Ее предвестие можно наблюдать в странах, лежащих на периферии еврозоны. Там растет поколение, у которого никогда не было шансов на нормальную работу. «Уровень финансового расслоения в Европе уже угрожает общественному равновесию. При безработице, уровень которой среди молодежи в Греции или Испании превышает 50%, у молодого поколения нет перспектив», — указывает Януш Шевчак.

«Пикетти пишет в своей книге, что если уровень доходности капитала будет стабильно превышать уровень экономического роста (что он предсказывает в своих работах), это может привести к разрушению фундамента, на котором строился демократический капитализм, то есть идеи, что труд позволяет разбогатеть, а его материальный эффект зависит от индивидуальных умений и приложенных усилий. В результате обострится явление делегитимизации капитала и, что за этим следует, активизируются движения „разгневанных“, а к власти начнут приходить популистские партии (как левые, так и правые), умело находящие выход общественному недовольству», — напоминает Собочиньский.

Популярность в Греции леворадикальной партии СИРИЗА и неонацистской «Золотой Зари», левой партии «Подемос» в Испании, коммунистов в Португалии или «Национального фронта» во Франции стала результатом экономического кризиса и того, что молодое поколение не видит для себя перспектив. На основе сходного принципа формировали в Европе свою поддержку радикальные образования в период Великой депрессии 30-х: коммунистические партии, немецкая НСДАП, фашистские, радикально-социалистические и национально-радикальные движения. История показывает, что радикализация общества может ускориться, если на экономический кризис накладывается кризис идентичности нации и иммиграционный кризис. Как раз эти три кризиса переживает сейчас Европа.

Что могут чувствовать молодые европейские безработные, видя мигрантов из Африки и с Ближнего Востока, которые получают от государства квартиры и щедрые пособия, в то время как этих привилегий не хватает для коренных европейцев? Таким странам, как Франция, не удается активизировать экономический рост так, чтобы обеспечить работой массу лишенных перспектив молодых людей, а одновременно — справиться с интеграцией африканских и ближневосточных мигрантов. Они стараются купить мир в предместьях при помощи социальных выплат и хотят, чтобы приезжие занялись спокойной семейной жизнью за государственный счет.

Однако такая политика обречена на поражение. Перспектива покупки на пособие подгузников для детей может казаться верхом счастья для девушек, которые носят платки, но для молодых людей — это синоним неудавшейся жизни. Их больше привлекает идея перерезать глотки «неверным» в Сирии, и это подталкивает к действию новых «европейских» рекрутов Исламского государства, экспансия которого подстегивает иммиграционный кризис в Европе. Один кризис питает другой, а руководство стран не осмеливается принять радикальные решения, которые остановят этот процесс. Вместо этого оно продолжает пользоваться старыми, непроверенными либеральными методами.

«Реакцией на кризис 30-х стало введение очень высоких налогов в рамках политики New Deal, благодаря чему в послевоенный период удалось установить относительное равновесие между трудом и капиталом, в итоге неравенство доходов значительно уменьшилось. Такого рода политики не хватает в наш посткризисный период. Важнейшие из принятых решений (как торговое соглашение между США и ЕС, на тему которого ведутся переговоры) в средне- и долгосрочной перспективе будут усиливать роль финансового сектора и глобальных финансовых корпораций, а также способствовать углублению неравенства», — говорит Собочиньский.

Печальный вывод, ведь на европейском горизонте не видно политика, который бы хотел и мог обратиться к современному «New Deal»: государственной интервенции, призванной защитить капитализм и демократию, а также направить экономику в русло развития. Возможно, это изменится, когда само бизнес-сообщество решит, что углубляющая неравенство модель капитализма приведет к снижению потребления, и, что за этим следует, падению их прибыли. Возможно, дискуссия, связанная с книгой Тома Пикетти станет началом этого процесса.