На севере Урала «движение» и «жизнь» — понятия исключительно равнозначные. Когда от мороза в лесу трещат деревья, а у автомобилей, мирно стоящих на стоянке турбазы, сами собой лопаются стекла, прекращение движения может легко привести к остановке жизнедеятельности. Снегоходчик, рискнувший в такую погоду вылезти из натопленной избушки и имеющий в перспективе 450 километров по промороженной тайге, отличается благородным сходством с самоубийцей. Но только в таких суровых условиях начинаешь по-настоящему ценить жизнь.

Какое-то время назад мне довелось попутешествовать на снегоходе по Лапландии. По большому счету, ничего особенного в этой поездке не было, за исключением одного обстоятельства, которое посвященного человека может просто шокировать.

Оказалось, что северные районы Скандинавии буквально пронизаны полноценными снегоходными дорогами, которые там приравнены по статусу к автомобильным.

Для скандинавов снегоход — точно такое же обыденное средство передвижения, поэтому у снегоходчиков есть свои дороги и перекрестки, собственные дорожные знаки и даже своя полиция.

Позже, пересев на автомобиль, я регулярно замечал неширокие, но тщательно расчищенные снежные тропки вдоль традиционных шоссе, по которым спокойно передвигались «сноумобайлы». Нам говорили, что в Финляндии снегоходчик, покинувший официальную дорогу ради девственного лесного снега, может напороться на серьезные проблемы с полицией, если не изобретет достаточно серьезную причину такому поступку — ну, скажем, поглядеть, как там чувствуют себя его олени, живущие на свободном выпасе. В общем, на севере Европы снегоходное движение выглядит исключительно упорядоченно.

А что же на Урале? У нас зимние леса бороздят в основном дикие искатели приключений, сознательно променявшие блага цивилизации на пресловутое «единение с природой». Специально проложенные снегоходные трассы в уме уральского снегоходчика имеют тот же самый статус, что честные гаишники — то есть, сравнимый с абсурдным. Между тем, леса и горы уральского севера — это потрясающий природный и туристический ресурс, за грамотную разработку которого практически никто не брался. Исправить это пренебрежительное отношение к любителям экстремального туризма взялся Константин Кузнецов, руководитель «Клуба искателей приключений» и знатный путешественник по местам, далеким от дивана и телевизора.

Глобальный план Константина состоит в прокладке чудовищно протяженной трассы для снегоходов, которая соединила бы Екатеринбург и Салехард, то есть выводила бы напрямую на берег Северного Ледовитого океана. По словам снегоходного стратега, проект «Север» не спеша реализуется, и какое-то количество километров уже изучено. И вот теперь, собственно, станет понятно, к чему было такое долгое вступление. Константин предложил нам поучаствовать в прокладке — точнее, разведке — части этой самой снегоходной «дороги радости».

За три дня путешествия мы должны были пройти как раз почти полтыщи километров, нарисовав гусеницами на снегу Северного Урала некое подобие равнобедренного треугольника.

Веселье началось еще вечером накануне старта, когда столбики термометров турбазы «Серебрянский камень» начали планомерно и неотвратимо падать. Впрочем, вечером у теплой печки за стеной из толстенных бревен, которая отгораживает тебя от мороза, такое поведение ртутного столба служило лишь поводом для шуток разной степени остроты. Однако, когда утром падение не только не остановилось, но и продолжилось, стало уже не до веселья.

Выйдя с рассветом во двор турбазы, превращенный в импровизированный техпарк, я вывел на заиндевелом стекле своей машины магическую цифру «-39». Через час возни со снегоходами, проходя мимо, я заметил, что кто-то из участников группы добавил на соседнем стекле оптимистичное «Хрен! -42!» У кого нашлось время оторваться от процедуры запуска и прогрева техники, я так и не выяснил.

Все были чертовски заняты.

Оказалось, что завести на таком морозе карбюраторный двухтактный двигатель простой, как топор, и чертовски выносливой «Ямахи» — целая наука. Процесс, который состоит из строго определенного набора действий, выполняемых в надлежащем порядке, и устаешь от них с непривычки просто чертовски. Но, по словам Константина, для опытного путешественника это всего лишь что-то типа утренней зарядки, хоть и отнимает много времени.

Впрочем, у кого как: группа подобралась довольно разношерстная, с техникой разного уровня. Всего помогать Константину в прокладке очередного участка трассы должны были 12 экипажей, которые впоследствии планировали принять участие в еще более экстремальных экспедициях. А в нынешнем трехдневном путешествии предполагалось знакомиться, притираться и находить контакт — снегоходчики называют это «скаткой».

Чем сложнее путешествие, тем больше уверенности должен испытывать каждый в своем соседе по колонне.

В идеале вся колонна, все экипажи должны работать, как единый организм, вместе пробивая путь через переметы, поваленные деревья, камни и вместе помогая отстающим. Для проверки совместимости, стрессоустойчивости и способности к взаимовыручке такие «скатки» и организовываются. Но для себя главную цель путешествия я определил иначе, назвав ее «само-тестированием». К слову, тест я не прошел, но об этом чуть позже.

Потеряв кучу времени на реанимацию техники, команда сумасшедших любителей зимнего леса все же выдвинулась на маршрут. Отправляясь в такое непредсказуемое странствие, снегоходчики обычно берут с собой запас топлива и еды — вот и в нашей колонне три снегохода тащили за собой объемные плоскодонные волокуши, заваленные канистрами с бензином, мешками с едой, валенками, топорами, веревками, запчастями для «снежиков»… Первые полтора десятка километров колонна двигалась, что называется, с прибаутками, ибо дорога лежала в прямом смысле по дороге — через близлежащий поселок Кытлым и далее по накатанной. Когда настало время сворачивать в снежную целину, лично у меня энтузиазма здорово поубавилось.

Неожиданно выяснилось, что тяжеленная волокуша на хвосте здорово ограничивает маневренность и динамику снегохода, и каждый поворот превращается в отдельное маленькое приключение. Что стоит только остановиться, и стартовать придется с большими проблемами, рискуя утопить «гусянку» в пушистом снегу. Что снега этого за последние недели навалило в прямом смысле по грудь, так что, слезши со снегохода, для начала придется откопать самого себя. Да и вообще, спуск со снегохода больше напоминает прыжок в воду в незнакомом месте с завязанными глазами.

Разведка снегоходной трассы (снегоходчики употребляют емкий сленговый глагол «тропить» — от слова «тропа») — это по-настоящему тяжелая работа, не имеющая ничего общего с развлечением. Мужская работа, которую здорово осложнила сама природа, словно бы специально вывалившая на Северный Урал несколько вагонов снега и превратившая его во внутренности рефрижератора.

Я первый раз в жизни воочию наблюдал процедуру замены вариаторного ремня в чистом поле под кустом в условиях, когда пальцы примерзают к железу за несколько секунд.

Впервые осознал, что снег очень легко превращается в лед. Когда снег набивается в подкапотное пространство снегохода, он естественным образом там тает, вода же стекает в пластиковый «поддон» между лыжами. И уже там благополучно замерзает, лишая подвижности рулевые тяги. Управлять таким снегоходом почти невозможно, а потеря подвижности, как мы уже знаем, чревата малоприятными последствиями. Решается же проблема при помощи банального молотка, но вот времени отнимает…

Если коротко, то первый день путешествия у большей части группы, за исключением наиболее опытных и наиболее неопытных (те скололись еще на первой паре десятков километров, вернувшись к теплой точке старта), состоял в основном из борьбы с природой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что с неожиданным непреодолимым препятствием мы встретились практически на закате, пройдя вместо намеченных 150 километров от Кытлыма до Рассольного (а это уже в Пермском крае) лишь сорок пять.

В насквозь замороженном лесу мы уперлись в брод!

Намеченный маршрут пересекла небольшая незамерзшая речка, которую теоретически можно было бы пересечь и на снегоходах, но вот только последствия такого опрометчивого шага предсказать не взялся бы никто. Промочить ноги и технику на сорокаградусном морозе означало бы как минимум оставаться на лесную ночевку, к которой экспедиция была совсем не готова — ни физически, ни морально. Кроме того, продолжать движение в ситуации, когда до темноты осталось часа полтора, а до финиша — порядка сотни километров, было просто опасно.

Поэтому Константин принял стратегическое решение о возвращении группы в точку старта. За что, к слову, честь ему и хвала: не каждый руководитель группы путешественников решится признать поражение перед северной природой и отступить на заранее подготовленные позиции. Но, как сказал сам глава проекта, приоритет — это безопасность. И, сидя без ясных перспектив посреди глухого леса бог знает как далеко от цивилизации, с этим тезисом трудно не согласиться.

Строго говоря, возвращение на турбазу «Серебрянский камень», которой предстояло стать нашим теплым домом на ближайшие дни, ничуть не снизило давления в топке ощущений. Но мы об этом узнали только наутро, а читатели Uralweb.RU узнают в следующей части рассказа.

Продолжение следует. Пока же — посмотрите, как это было.

Фото: © Дмитрий Елизаров

Видео: Дмитрий Елизаров, Дмитрий Антоненков, Анна Рыбакова

Редакция благодарит «Клуб искателей приключений» и лично Константина Кузнецова за непередаваемые эмоции и бесценный опыт