В жер­но­вах ко­леса фор­ту­ны: эво­люция жиз­ни и ге­омет­рия чувств в ба­лете Эд­варда Клю­га.
В ос­но­ве «Кар­ми­ны Бу­раны», эпи­чес­кой кан­та­ты Кар­ла Ор­фа, на­писан­ной в на­чале XX сто­летия по ма­нус­крип­там XIII ве­ка, — сред­не­веко­вые раз­мышле­ния о че­лове­чес­кой судь­бе и ее пе­ремен­чи­вос­ти. Кру­тит­ся ко­лесо фор­ту­ны, и уда­ча сме­ня­ет­ся бе­дой, а го­ре — ра­достью. Жизнь — это, ко­неч­но, боль, но есть в ней и на­деж­да, вес­на и лю­бовь. Пусть му­зыка и ка­жет­ся аб­со­лют­но са­модос­та­точ­ной в сво­ем мощ­ном, за­вора­жива­ющем зву­чании, но от ви­зу­али­зации и плас­ти­чес­ко­го ре­шения лишь вы­иг­ры­ва­ет, об­ре­тая бо­лее яс­ные чер­ты. Тем бо­лее что Орф сле­довал ваг­не­ров­ской кон­цепции об «аб­со­лют­ном про­из­ве­дении ис­кусс­тва», где дол­жны быть объ­еди­нены не толь­ко му­зыка и речь, но и дви­жение. И хо­ре­ог­раф Эд­вард Клюг до­бавил это дви­жение, соз­дав на ос­но­ве кан­та­ты та­нец, соз­вучный и му­зыке, и ре­чи, и смыс­лам. Ла­конич­ный, мрач­ный, с чет­кой ге­омет­ри­ей тел — и все же жи­вой и ды­шащий.

«Дви­жущей си­лой хо­ре­ог­ра­фии, сле­ду­ющей за со­дер­жа­ни­ем раз­личных тек­стов из сред­не­веко­вой ру­копи­си Codex Buranus, яв­ля­ет­ся па­рал­ле­лизм меж­ду цик­ла­ми при­роды, осо­бен­но во вре­мя ве­сен­не­го про­буж­де­ния, и че­лове­чес­кой жизнью. Же­лание, вле­чение, про­буж­де­ние чувств в мо­лодом те­ле. Спон­танно воз­никшая фор­ма пред­став­ля­ет со­бой круг, сов­па­да­ющий с кру­гом фор­ту­ны из пер­вой пес­ни O Fortuna, и бы­ла соз­да­на трид­цатью тан­цо­рами, каж­дый из ко­торых стре­мил­ся к яд­ру этой со­вер­шенной ес­тес­твен­ной фор­мы. Чем уже круг, тем боль­ше нап­ря­жения и си­лы про­низы­ва­ет его яд­ро», — так опи­сыва­ет Клюг свое ви­дение «Кар­ми­ны Бу­раны». Но хо­ре­ог­раф под­черки­ва­ет, что не мо­жет быть единс­твен­но пра­виль­ной ин­тер­пре­тации смыс­лов этой ве­ликой кан­та­ты, как не мо­жет быть и не пра­виль­ных. Так что каж­дый зри­тель во­лен ви­деть и чувс­тво­вать свое, как и во­лен прос­то лю­бовать­ся со­вер­шенс­твом соз­да­ва­емых тан­цовщи­ками форм, при­чуд­ли­вой и мрач­ной ил­люс­тра­тив­ностью тан­ца.

150 ис­полни­телей — ба­лет, ор­кестр, со­лис­ты опе­ры и хор — соз­да­ют не­веро­ят­ную кар­ти­ну из­ме­ня­юще­гося ми­ра, где лю­ди — лишь иг­рушки в ру­ках фор­ту­ны, что дер­га­ет за ни­точ­ки, вер­ша судь­бы.