Недавно в Екатеринбург приезжала целая плеяда великолепных артистов. Давали «Хануму». Вместо одной Персоны в разговоре поучаствовали несколько, да еще каких! Ольга Волкова, Людмила Чурсина, Юлия Рутберг, Роксана Бабаян и Михаил Державин… Поговорили почти обо всем — от сериалов — до охраны животных.

О гриме:

Ольга Волкова: — Мне грим не мешает, помогает. Все остальное — уже точка зрения коллег, зрителей. Образ же я придумываю, он рождается как ребенок из меня.

Л.Чурсина: — Все должно быть очень органично, и образ, и грим, и пластика. Спектакль -целостное явление, грим не должен выглядеть отдельным и гротесковым.

Юлия Рутберг: — Существуют книжки, в частности, о Вахтанговском театре, о спектакле «Принцесса Турандот». Что касается формы и содержания, есть потрясающие люди, как Аркадий Райкин, который менял маску за маской, при этом наполнение было — сами знаете, какое. Русская театральная школа замешана на острой форме и глубочайшем содержании. И если Станиславский больше значения придавал содержанию, то Вахтангов — то, чем мы очень увлечены в этом спектакле — острая форма. Если же говорить о гриме, то грим — то, что появляется в конце. Сначала рождается роль.

О грузинских песнях в спектакле «Ханума»… Роксана Бабаян: — Музыку к спектаклю написал Гия Канчели. Это не то, что собранный на наше усмотрение музыкальный материал, это хрестоматийная фактура. Музыкальным продюсером стал Владимир Матецкий, и вся гениальная музыкальная фактура, придуманная Канчели, была им тонко использована. Дом Миллениум, прежде чем осуществить постановку, долго собирал разные разрешения. И музыка Канчели — это его музыка, там нет грузинских песен. Есть танцы, включенные как некая музыкальная фактура, и тоже включенная не нами. Мы сделали это более колоритно, современно, сохранив музыкальную интонацию. Мы не делали из грузинского танца рок-н-ролл.

О поветрии осовременивать классические постановки («Труффальдино» в джинсах и т. д.)

— Нынче есть такое поветрие — осовременивать классические постановки. Скажем, недавно сюда приезжал спектакль «Труффальдино из Бергамо» с Алексеем Чадовым. Герои разгуливали в рваных джинсах, с сотовыми телефонами. Удалось ли вам уйти от этого?

Режиссер: — У нас изначально не стояло вопроса о том, чтобы осовременивать — путем надевания джинсов. В данном случае мы подходили к каждому актеру индивидуально. Скажем, Ольга Волкова очень много сама привнесла в образ, в общую концепцию спектакля. И тем не менее, спектакль современен. Добавьте сюда национальный костюм, колорит, плюс замечательная актерская команда. Скажу, быть может, странную фразу, но мы шли на успех! Во-первых, прекрасный материал, команда, музыка — великолепные грузинские песни — поют на русском, но композитор — грузин! Природа чувств — это Тифлис, теплый, многонациональный, колоритный город, где жили и живут грузины, русские, армяне, евреи — около сорока национальностей. Поэтому спектакль пропитан духом грузинских традиций, обычаев и — современен. И не надо одевать джинсы. Там, где играют в джинсах, считают, что тем самым они уже достигли цели. Нет, можно и в средневековых костюмах сыграть вполне современный спектакль.

— Не было ли у вас страха ставить «Хануму» — после знаменитого спектакля, поставленного Товстоноговым?

Режиссер: — Страха быть не может. Тот спектакль был поставлен 40 лет назад, гениальным режиссером, в репертуарном театре, со своей командой актеров, начиная со Стржельчика. А тут у нас своя версия, антреприза. Это наше видение, наше прочтение материала с данными актерами. Если бы сыграла роль не Ольга Волкова, а другая актриса, получился бы совсем другой спектакль. Образ князя это образ грузина-интеллигента, который был при дворе в Петербурге. Людмила Чурсина играет сестру князя, интеллигентнейшую даму. Юлия Рутберг — настоящая грузинка, это полное перевоплощение. Отлично вписались в спектакль и молодые актеры: Денис Матросов, Маша и Макс Коноваловы, Сергей Рубеко. Хочется низко поклониться актерам, потому что за короткий период они проделали огромную работу. Слава Богу, коллектив у нас оказался замечательный.

Об антрепризе…

Ольга Волкова: — Сейчас освещают спектакли, идет чеховский фестиваль. И я слышу комментарий, мол, в отличие от кривого зеркала антрепризного театра, эти спектакли… ужас, ужас, ужас! От нас отвернулась вся театральная общественность, мы не получаем премий — ни кумиров, ни золотых масок. Они не ходят на наши спектакли. Но мы не огорчены, существуем самодостаточно, получая от этого истинное удовольствие. И вообще, какой это антрепризный спектакль, если нас на сцене 15 человек, включая замечательный молодняк? Все танцуют, поют, играют. У нас прекрасные декорации — целая фура. Это в пику снобским московским умам, которые презирают антрепризу.

Прежде чем мы сюда приехали, нас посетила замечательный представитель из Свердловска, Танечка, которая отсматривает спектакль, и долго думает, брать его или нет.

Людмила Чурсина: — И потом, антрепризные спектакли сейчас ставят большие режиссеры: Юрий Еремин, Бортко, Морозов, другие. Каждый крупный режиссер сегодня берется за антрепризу, потому что понимает, что сегодня это блистательные артисты, настоящие декорации и костюмы — не в любом стационарном театре костюмы бывают такими выделанными до ниточки.

Роксана Бабаян: — Может быть, какие-то вещи я как профессионал не могу оценить точно, например, политику антрепризных или репертуарных театров, но мне кажется, здесь есть пульс жизни — люди собираются. Рынок действительно многое поменял. Это видно на примере театрального дома Миллениум, где служит Валерий Пономаренко, который продюсировал наш спектакль. Валера тоже начинал, приобретал разгон, понимая, как двигается рынок. И он, безусловно, пошел на этот проект с риском, ведь сразу было ясно, что проект требует бюджета, размаха, личностей, соответствующих актерам декораций, музыки, пластики (ее ставил Егор Дружинин). Творческая жизнь связана с определенным риском. Иногда есть известный и качественный материал, хорошие актеры, а — не получается. А у нас с божьим промыслом образовалось. У нас, как говорит Михал Михалыч, московская сборная актеров. И для меня это первый шаг, я хочу сказать «спасибо» всем, кто нас поддержал. Я думаю, сегодня антреприза давно вышла из рамок этого понятия. Это большой театр, который трансформируется, соединяется, снова расходится, снова соединяется. Это фактура большого бюджетного театра.

О современном телевидении и сериалах

— Все вы являетесь телезрителями, ваше отношение к современному телевидению. Что бы вы изменили в наполнении эфира?

Волкова: — Нам всем, как и вам, не нравится то, что выдает современное телевидение. Оно просто истеричное, больное, вульгарное, пугающее. Мы ждем, когда оно поправится. Кончится это все, мы вернемся к норме. Так долго плохо быть не может.

— Вы сейчас так защищали антрепризу. Она лучше, чем телесериалы?

Волкова: — Бывают хорошие сериалы, а бывают безобразные. С отвращением выключаю последние и жду с нетерпением продолжения фильмов, которые мне симпатичны.

— Что, например, вам понравилось?

Волкова: — мы так быстро работаем, нам не с чем сравнивать. Нравятся сериалы Бортко, Глеба Панфилова.

— Т. е. для вас не зазорно играть в сериалах?

— Это способ выжить для нас.

Державин: — Я играл в 147 сериях передачи, которую смотрела вся страна. Вы тогда еще не родились. Потихонечку все шло с запада на восток, потому что транслировалось через спутник. Политика вмешивалась тогда жестоко. Когда вдруг в 80-м году пришла «Солидарность» с Лехом Валенсой, передачу с польскими панами закрыли тихо, под Олимпийские игры, которые шли в Москве. А сейчас попробуйте закрыть эти передачи! Я маму свою разыгрывал: она сидела, досматривала сериал, там говорили: «Ну, Николай Иваныч, до свидания!», а я сзади тихонечко подкрадывался с пультом, иногда успевал, говорил: «До встречи с Роберто!» Так можно вообще смонтировать интересный фильмJ

Державин вовсе не старик…

— Вы продолжаете работать в паре с Ширвиндтом?

Державин: — Ширвиндт мой художественный руководитель. Я играю в шести спектаклях Московского академического художественного театра сатиры. Еще есть знаменитый спектакль «Чествование», поставленный Трушкиным, американская пьеса, в которой мы играли много лет. Так что я слушаюсь Александра Анатольевича. Он не знает, что мы приехали в ваш город. Я сказал, что еду подлечить нервы на рыбалку. Может быть, он бы меня и не отпустил.)

— Михаил Михайлович, вы сыграли в Театре сатиры более 40 ролей. Не тянет ли на грустное?

Державин: — Вы просто Чарли Чаплина из меня сделали. Я сыграл больше, чем 40 ролей в Театре сатиры, сыграл множество серьезных ролей. Играл и Епиходова в Театре сатиры, и Скалозуба. И сейчас это продолжается по мере сил и возможностей. И каждый из нас мечтает сегодня сыграть такую роль, а завтра — совершенно другую.

— Знакомо ли вам состояние творческой конкуренции?

Державин: — Когда сборная по футболу играет со звездами, у них одна задача — забить гол. Никакой конкуренции, у нас, наоборот, одна общая цель — доставить радость зрителю.

Волкова: — Но зависть есть — наш режиссер, например, сыграл уже четыре роли. Заменял артистов, бывших не в состоянии по той или иной причине сыграть свою роль. Ждем, когда он сыграет за Сону, главную героиню.

— Михал Михалыч, у вас скоро день рождения, как вы его обычно отмечаете?

Державин: — В кругу своих родных близких, друзей. Если свободный день — могу поехать на дачу. Конечно, хорошо на природе. Но обычно все же это происходит в театре. И все делают какие-то подковырочки, задают вопросы, чего-то говорят и устраивают такое, словом, поздравляют. Пятьдесят лет все же на сцене.

— Говорят, что актеры, играющие в основном в комическом амплуа, в жизни часто — серьезные и даже суровые люди. К вам это относится?

Державин: — Я сказал, что в театре я играю разные роли — сегодня такой, завтра такой. Я вырос в театральном доме. Я открыл свой подъезд дома, где я живу, перешел в соседний подъезд, выучился на артиста. У меня папа был народный артист, Михаил Степанович Державин — в Театре Вахтангова. Для меня великие мастера Вахтанговского театра были — тетя Циля, дядя Толя. Я имею в виду Мансурову и Анатолия Осиповича Горюнова. Для меня самым главным был театр. Когда товарищ Сталин проезжал по Арбату, я думал: «О, я видел, как его играли в спектакле артисты из соседнего подъезда». Папочка мой играл в кино, в Сталинградской битве Ворошилова. А я жил с Климентом Ефремовичем Ворошиловым в одном доме. А тесть был Семен Михайлович Буденный. Все смешано в нашей жизни, понимаете?

— Роксана, напоследок, вы по-прежнему заняты также и деятельностью по защите прав животных? Как ваши дела на этом фронте?Бабаян: — Мы понимаем, что сегодня животные, природа, дети, старики — одна линия социальной незащищенности. Во всем мире через животных проводятся большие реабилитационные программы. Во всем мире маленьких детей воспитывают через гуманное отношение к животным. Там этот человек будущего уже с детства понимает, что слабых надо защищать. Этот человек потом может быть банкиром, президентом, он не нажмет красную кнопку войны. Виктор Гюго первым во Франции организовал Общество защиты животных. Все первые люди государства, даже и у нас в 1913-ом году императрица создала это общество. Во всем мире это была обязательная история. Потому что страна, которая не защищает слабых, не может претендовать на звание достойного государства. Не то, что надо собаку брать с улицу. Но жизнь показывает, что большинство собак на улице — выброшены людьми. Ведь животное не имеют разума, как человек, оно имеет ум. И психофизиологами доказано, что все их реакции сознательные. Вот мне вчера Юля Рутберг рассказывала, как крысы с подоконника доставали яйцо. Сначала одна попробовала — не достала, вторая попробовала — не достала. Потом они создали мостик, потом позвали четвертую, она легла на подоконник, закатила яйцо на брюшко и они ее за хвост с этим яйцом тянули в норку. Представляете? Это же интеллект, поразительные вещи… Мне кажется, нужен закон, который регулировал бы отношения с животными. Конечно, у нас есть люди, которые держат в однокомнатной квартире по тридцать собак. Это безумие. И несчастные эти собаки, соседи и эта женщина с тридцатью собаками, у которой не все хорошо с головой. Поэтому должны быть законы, которые регулируют, сколько, кого и кому можно. Во всем мире можно держать не более четырех собак. И нужно четко знать, можешь ли ты прокормить, содержать, делать прививки, согласны ли соседи. У нас, к сожалению, есть еще особенность — очень много хороших законов, которые мы плохо соблюдаем. Мы двигаемся вперед, и если каждый из нас что-нибудь сделает, сложится такая ситуация, когда все наладится. Вот в нашем спектакле шикарные костюмы, прекрасная сценография. Мы взяли и позвали Егора Дружинина. Все сделано не очень заметно, но нет ничего самодеятельного. И самое важное, здесь есть очень человеческая интонация. Вообще, творчество это замечательная, удивительная вещь, которая человека делает лучше. Даже если человек хорошо газон подстригает, и он становится как бархат. Это творчество. У моей героини есть такая реплика: Работа, кто в нее душу вкладывает, тот настоящий поэт! Я желаю вам наилучшего человеческого развития.