Он англичанин, хотя бабушка его была шотландкой. Прадед родом — из Северной Ирландии. Как известно, шотландцы и англичане немного разные. Так или иначе, шеф Московского бюро американского журнала «Business Week» Джейсон Буш считает себя стопроцентным британцем. Джейк с детства оказался связан с Россией: в старших классах попал в русскую семью по обмену, в начале перестройки неведомая сила вновь привела его back to USSR. Здесь в Москве Джейк работал журналистом-«фрилансером», а с 2003 года Буш является шефом Московского бюро Business Week, в его компетенции — бизнес и политика в России. «В юности» Джейсон Буш работал корреспондентом британских журналов Business Central Europe и Central European magazine. Закончил Оксфорд.

— Джейк, у русских достаточно определенные представления о британцах. Они, как нам кажется, люди с особым чувством юмора, немного медлительные, спокойные и чуть рассеянные. Насколько это совпадает с действительностью?

— Действительно есть типичные британские черты. Ты, кстати, забыла еще вежливость. Есть мнение, что русские, скажем, менее вежливы по отношению друг к другу. В Англии машина обязательно уступит дорогу пешеходу. Или два человека столкнутся на улице, и оба будут тщательно друг перед другом извиняться. А еще наши полицейские всегда вежливо обращаются к кому бы то ни было. По-моему, такая форма обращения в России не принята.

— У тебя бывали инциденты с нашей милицией?

— Ничего серьезного. Однажды я поздно вечером оказался в метро, оно закрывалось. Милиционер сказал мне: «Ну, ты!..» и выгнал меня оттуда почти насильственно.

Еще к вопросу о вежливости: нередко она просто на поверхности. Это не значит, что люди действительно так тепло относятся друг к другу. По сравнению с другими народами, англичане достаточно холодны. В Англии не считается хорошим тоном проявлять эмоции на публике. Там приветствуется сдержанность. А русские наоборот больше всего любят эмоциональность, сентиментальность…

Вот я побывал на юбилее кардиоцентра. Мне кажется, русские любят очень шумные, помпезные празднества, громкую музыку, яркий свет. В Англии все более консервативно, спокойно. Много из того, что в России считается нормальным, в Англии сочли бы вульгарным. Все эти вараети шоу по телевизору со множеством ярко одетых артистов. Типичный русский артист — он очень ярко одет, его невозможно пропустить. В Англии все не так громко, не так броско. Хотя мне больше нравится, как одеваются в России — тоже более ярко, заметно. Мне кажется, русские вообще больше думают о своей внешности, особенно женщины. И это значит, что люди одеваются более интересно, более индивидуально. В Англии все в основном в джинсах и куртках.

 — А ведь совсем недавно русских упрекали, что они повально одеты в черное или темное…

— Ситуация очень изменилась. Сейчас наоборот в России одеваются очень ярко.

 — Скажи, каким образом тебе удалось так здорово выучить русский?

— В школе и университете я вообще не особенно занимался иностранными языками. Конечно, мы изучали французский, в моем случае это была «тройка». Сегодня я практически не говорю на нем. В 1991 году, когда я окончил университет, в России было очень интересное время. Я постоянно слушал новости, интерес к России тогда был очень высок. Вот тогда я и начал изучать русский. По образованию я политолог и экономист. Курс в Оксфорде назывался PPE — философия, политика, экономика. Можно сказать, что это стандартный курс, очень известный. Многие известные политики изучают именно его. Тогда я окончил университет, мне страстно хотелось заняться чем-нибудь интересным, например, путешествовать в Россию. Для меня это была хрустальная мечта, Россия казалась мне очень загадочной страной. Западные люди в то время ездили в Россию очень редко. На самом деле я был в России уже в школе, в 1987 году, хотя это было не слишком серьезно. Я уже немного знал о стране, и вот в 1992 году решилcя поехать, дабы изучить язык еще лучше. Два месяца брал частные уроки. Надо сказать, что в ходе двух месяцев трудно выучить язык. Потом я остался и пробыл в России еще пять месяцев. Это была Карачаево-Черкесия, там есть маленький академ-городок, с огромным телескопом. У меня была знакомая из университета, которая ввела меня в круг ученых-астрономов. Было страшно интересно, я более или менее научился говорить по-русски. Жил я в доме у школьного учителя английского. Он, кроме того, был еще и очень хорошим учителем русского языка. .У нас была своеобразная сделка. В течение четырех-пяти месяцев я занимался каждый день. Считаю, что сейчас говорю неплохо.

 — Как получилось, что ты уже пять лет живешь в Москве, тебе настолько понравилось, что ты решил остаться?

— У меня были тут разные знакомые, были отношения. Хотя настоящей любви, пожалуй, еще не было. Я просто привык к России, к Москве. Профессия журналиста предполагает разнообразное общение, тем интереснее работать в другой стране — чтобы рассказать, раскрыть эту страну для остального мира. Для меня интересней писать о России, чем о Великобритании. Я раньше работал финансовым журналистом в Лондоне. Это нечто очень специфическое, работал в журнале, писал на очень узкую тему. Этот вид работы, работа в trade magz (торговые журналы) - очень востребована. Есть, конечно, The Economist, Financial Times и др. Эти издания очень популярны. Но я решил, что мне легче будет продвигаться в карьере в другой стране. На западе очень нуждались в информации о России. Кроме того, я уже владел русским. Поэтому здесь, в России мне легче было сделать карьеру. Понимать по-русски это большой плюс. И эта способность гораздо полезнее в России, нежели чем в Великобритании.

 — Можешь рассказать в двух словах, с кем ты общался в Екатеринбурге?

— Целью моего визита были Национальные проекты в России. Потом напишу статью. А если материала наберется много, то цикл статей.

 — Почему выбран именно Екатеринбург, «пальцем в небо»?

— Отчасти да. Вначале была другая идея, хотели написать что-то более общее о России. Но потом решил выбрать одно место, которое очень динамично развивается. Мне показалось, что Екатеринбург отвечает этому требованию в полной мере. Идея посетить Екатеринбург на самом деле сидела у меня в голове давно. Я просто решил, что национальные проекты — подходящий случай для того, чтобы приехать сюда. Вообще, я очень удивлен, что на Западе нет должного внимания к этому вопросу. Национальные российские проекты заслуживают большего внимания и интереса. Пока я встречал материалы об этом лишь в газете Moscow Times.

 — Насколько хорошо национальные проекты развиваются в России?

— Я встречался здесь много с кем, в частности, с учителями. Те, с кем я встречался, оценивают эти проекты очень положительно, они получают гранты, больше денег, очень довольны. Конкретные изменения налицо. Те школы, которые я посетил — одну в Екатеринбурге, другую — в Сухом Логу — хорошо оснащены. В моей школе компьютерные уроки были однажды в год. И они никак не были связаны с прочими предметами. Русские учителя сказали, что в принципе дополнительные деньги, которые получают школы и учителя — не для всех. Там конкурсная основа. Надо делать некий проект, участвовать в конкурсе — деньги достаются самым достойным. Возможно, это неплохо. Это справедливо, что дополнительные деньги получают самые лучшие. Я знаю, что в Англии эта идея была бы оспорена, ибо там бы сказали, что так хорошие школы станут еще лучше, а плохие — еще хуже. Но в принципе я думаю, что конкуренция это дополнительный стимул, это хорошо. Меня познакомили с 16-летней девушкой, которая проводила такую научную работу, которую проводят обычно не в школах, а перед защитой диссертаций. Это было изучение экологических последствий воздействия каких-то химикатов на экологию и т. д. Самое интересное, что таких детей у вас много! В России есть что-то особенное, если в школах учатся такие одаренные дети. Там была целая группа учителей и детей, получивших признание. Некоторые дети изучают «науку о голосовании». Они применили физическую волновую теорию к политике, к выборам. Это серьезная научная работа, обычно ведущаяся в университетах.

 — Можно ли сказать, что средний ученик в Британии хуже, чем средний ученик в России?

— Наверное, да.

 — Ты еще встречался с министром сельского хозяйства Чемезовым…

— Да, я встретился с ним. Выяснилось, что Россия сейчас на 9-м месте в мире по экспорту продукции сельского хозяйства. Еще я посетил два сельскохозяйственных предприятия, в том числе новый молочный комбинат. Министр объяснил, что они хотели бы внедрить новые технологии и автоматизировать все процессы. На первый взгляд это кажется удивительным, потому что это значит, что в селе будет меньше работы. Пока на 700 коров там 21 человек. Сказали, что будет работать больше.

 — Думаю, фермерское, сельское хозяйство Великобритании крепче стоит на ногах, нежели российское…

— Возможно. Но у сельского хозяйства Великобритании давно очень серьезные проблемы. Вообще на западе сельское хозяйство поддерживается государством. Уже четыре года назад я брал интервью у одного британского фермера, который собирался заниматься сельским хозяйством в России. Там была целая команда фермеров, и целая программа стоимостью в десятки миллионов фунтов стерлингов. Проект планировали запустить в Пензенском регионе. Почему? Потому что заниматься фермерством в Великобритании уже не так прибыльно.

Так вот, в сельхоз хозяйстве Великобритании был большой кризис — с коровьим бешенством. «Болезнь сумасшедших коров» нанесла серьезный урон нашему сельскому хозяйству. Вообще, европейский союз тратит много денег, чтобы поднять фермерское хозяйство. А Россия, по нашим оценкам, очень прибыльная страна для занятия здесь сельским хозяйством. Проблема в том, что здесь отсутствуют новые технологии.

В России страшно быстро развивается пивной бизнес, работающий, правда, главным образом на западном сырье. Качество российского пива считается недостаточно хорошим. Это не единственный пример. Думаю, в России до сих пор большинство из приготовленной пищи также — импорт. Но своей продукции становится все больше. С современными методами и технологиями можно резко увеличить производительность. Так что у России очень значительные экономические перспективы.

 — Какие еще национальные проекты ты здесь исследовал?

— Образование, сельское хозяйство, здравоохранение. У нас был интересный разговор в центре СПИДа. Я читал очень много статей на эту тему. Часто пишут, что эта проблема в России крайне тяжела, что Россия нуждается в дополнительных средствах и т. д. Но положение сильно изменилось в лучшую сторону. Мне привели много цифр. Раньше лишь 30% из нуждавшихся в лечении получали нужные медикаменты. Остальные должны были ждать, а это уже приговор. Сейчас государство понимает серьезность этой проблемы, и у врачей достаточно медикаментов, чтобы лечить всех обращающихся.

Кстати, к британской медицине существует много претензий. В частности, бесплатной операции часто приходится слишком долго ждать. Но положение, думаю, лучше, чем в России. Здесь у вас врачам повысили зарплату, хотя это касается в основном врачей первичного звена. Они сказали, что сейчас могут смотреть в будущее с уверенностью.

 — Ну, так какова твоя общая оценка положения дел в России, в Екатеринбурге? Ты же давно наблюдаешь нашу страну, какова, по-твоему, тенденция развития?

— Мне очень приятно об этом говорить, я долго находился в России и долго занимался этим вопросом. Даже когда я был в Лондоне, все равно много писал о России. В 1997 году я работал в Лондоне, в финансовом журнале, занимавшемся проблемами Восточной Европы. И я очень помню кризис 1998, это был очень заметный момент даже в моей журналистской карьере. Колоссальное событие для финансового сообщества. Западные инвесторы тогда страшно много потеряли в России. Читать статьи о России тогдашнего времени — просто смешно. Западные аналитики предсказывали, что экономика России будет падать на 10% в год, и вообще это конец российским реформам. Гадали, будет ли возвращение коммунизма или военная диктатура. Большинство инвесторов в России были тогда с Запада. Сейчас положение изменилось. Показателем уровня инертности был фондовый рынок. И в 1998 году индекс фондового рынка России был на уровне 37-38, упав в 20 раз. Сейчас не знаю точной цифры, но думаю, она в районе 1800. Такой рост за 10 лет — это рост в 40 раз. Что это значит? Значит, что о конце экономики говорить было излишним. Теперь можно покупать акции российских компаний. Если тогда ты инвестировала бы 10.000 $, теперь ты имела бы 400.000 $. Это отличный результат. Безусловно, это самая лучшая инвестиция в мире. Это знак того, что когда люди пишут и говорят, что в России все плохо, нужно понимать, что на самом деле все наоборот. Положение дел очень изменилось, все в России двигается к лучшему. Почему российские компании так дорого стоят? Потому что рынок вырос, возможности, производительность, качество менеджмента все эти вещи, сегодня гораздо лучше, чем девять лет назад.

Кстати, когда я вспоминаю мое первое знакомство с российской экономикой в 1992-93 году, и сравниваю нынешнее положение с тем, что было тогда, мне кажется, что в России произошло настоящее экономическое чудо. Об этом просто не принято говорить — о России обычно принято говорить не слишком положительные вещи… Никто не говорит о русском экономическом чуде. Тогда, в 1992 году почти невозможно было себе представить, как эта страна может восстановиться. Детишки учились по учебникам 60-х годов. Проблемой было отсутствие чернил. Я тогда, помню, потерял книгу по английской грамматике. Это был настоящий кошмар, единственный учебник… Нам пришлось ехать в Москву, чтобы в Доме книги купить новый учебник по английской грамматике. И самое страшное, что мы этого учебника там не нашли. Только мой брат тогда прилетел из Англии и привез требуемый учебник в наш маленький городок Буково в Карачаево-Черкесии. И еще — однажды там мне понадобилась операция. В местной больнице большинство времени не было воды. Не только горячей, но и холодной тоже. И поэтому когда вода вдруг появлялась, все без исключения медсестры были заняты «водными процедурами» — ходили с ведрами и набирали воду…

Еще один пример. Телефонировать в России тогда было практически невозможно. Позвонить из Москвы в Карачаево-Черкесию можно было только через оператора. Соответственно, все зависело от его настроения. Он мог сказать «да», или «нет». Тогда, чтобы позвонить из Москвы в Англию, я должен был непременно заказывать будку в Центральном телеграфе. Ну, где еще можно было найти такую страну?!.

Когда я приехал в Россию, в начале июня 1992 года, фунт стоил 500 рублей. В конце августа он стоил уже 1600. Это называется гиперинфляция. На улице было множество нищих. Причем не только бабушки-дедушки, но и много молодых. Вот такая была экономика страны в 1992 году. Даже кризис 98 года по сравнению с этим был почти пустяком. А теперь — мы каждый день видимо что-то новое. Причем, я не согласен, что Москва — это одна страна, а Россия совсем другая.

Год назад я писал статью об автомобильном рынке.

Недавно я делал интервью с хозяином компании Евросеть. Он очень яркая личность, не носит костюмов с галстуками, одевается, скорее, как артист. Компания была создана с капитала в 3000 долларов десять лет назад — двоими молодыми людьми, которым едва исполнилось 25. Они начали с небольшого киоска, назвав его «Евросеть». Хозяин «Евросети» сказал, что в 1996 году в России было лишь 10.000 мобильных телефонов. В 2000 году их было уже 3.000.000. А сейчас это — порядка 150.000 (100% населения). Я помню, когда я прислал эти цифры моему редактору, она подумала, что я ошибся. Еще я писал об автомобилях, сравнивал размеры разных рынков. Например, сколько разных машин продавали в России в 1999 году. Это было 43.000 иномарок в год. Три года назад цифра выросла до 400000. В прошлом году — 600.000. В этом году это уже миллион. За восемь лет от 43 тысяч до миллиона. Это рост более чем в 27 раз. Число продаваемых ноутбуков выросло в 10-20 раз. Особенно это впечатляет, когда припомнишь бедность и чувство безнадежности 1992 года. Как можно было реформировать такую страну?

Отец моей знакомой тогда объяснял: торговать для русских — это спекуляция, практически преступление. Т. е. то, что считается бизнесом на Западе, в Советском союзе являлось преступлением! Неудивительно поэтому, что в 92 году терзали смутные сомнения по поводу того, насколько разрешимы тогдашние проблемы.

…Еще я посетил здесь овощебазу. Раньше российские предприятия продавали лишь базовую продукцию — без переработки. Сейчас начали чистить и упаковывать. Это рост. Возможно, местные производители пива начнут использовать местные ингредиенты. Heineken очень много инвестирует в Россию. Недавно они купили концерн «Патра». Это была огромная сделка — около 50-60 млн.долларов. Мне сказали, что именно Уральский регион — это самый быстро развивающийся рынок пива в России. Десять лет назад потребление пива в России было в четыре раза меньше. Сегодня это 60 литров на человека в год, так же, как в Европе. А в 1992 году пиво в России было ужасное. Так что в 90-е в России было достигнуто очень много. Тогда была заложена рыночная экономика и сегодняшние успехи.

 — Что можешь сказать по поводу свободы слова?

— По идее тебе легче мне об этом сказать. У нас ВВС считается эталоном. Да, это государственная компания, но она считается независимой. Достаточно часто возникают серьезные конфликты с правительством. Это может быть знак того, что ВВС не совсем независимо. С другой стороны, тот факт что такие конфликты иногда возникают, показывает, что ВВС нередко раздражают власть. Это знак независимости. Все остальные СМИ вообще частные. Конечно, я заметил, что телевидение в России стало менее независимым. Например, я помню события в Украине, и как российские СМИ подавали это. Все были очень обескуражены тем, что события развиваются не совсем так, как хотелось бы российским властям. Они словно не понимали, что они должны писать в данной ситуации. Говорили, что скоро люди прекратят митинговать и пойдут домой. В общем, чувствовалась государственная пропаганда. Народ в России спокойно относится к узурпации власти. Это хорошо показывают опросы общественного мнения. Политические права и свободы у россиян неизменно на последнем месте. Ну, а если это неважно для народа, как можно что-то сделать? Если в Британии правитель сделает нечто некорректное, это будет такой силы скандал!!! Например, министр получил какие-то деньги за какую-то услугу. В Англии он не останется на своем месте. В России — запросто. Те деньги, за которые британский министр пошел бы в отставку, в России считались бы копейками… Мне кажется, что очень здорово, что в Великобритании полиция, судебная система — заметно независимы от правительства. В России такая независимость сомнительна. И это тоже понятно: в Великобритании эти институты независимы на протяжении уже очень многих лет.

Сейчас у нас происходит следствие: правящая лейбористская партия фактически продавали за деньги звания навроде лорда и сэра. Два раза в год королева раздает эти звания. Но сейчас произошел скандал, история получила большой резонанс. Лейбористы продали звания потенциальным финансистам. Так что у нас нет неприкасаемых. Полиция может допросить премьер-министра. Такая ситуация возможна только в очень демократичной стране. И поэтому независимость СМИ — очень важная часть демократического общества. И если государство что-то делает по ограничению этой независимости, обычно возникает большой шум. В Германии и Франции люди более законопослушны, больше уважают власть. Журнал «The Economist» несколько месяцев назад писал статью в связи с конфликтом с Грузией. Они написали, что Россия стала фашистской страной. Конечно, это слишком резко. Западные журналы и газеты Россию все же недолюбливают.

 — Как ты думаешь, реально ли сломать такое отношение к России?

— Это всегда очень трудно. И мне трудно писать о России. Когда речь идет о бизнесе, отношение к современной ситуации в России — положительное. Сити-банк (самый большой американский банк) открывает все больше филиалов в России. ИКЕА вкладывает именно в Россию самые большие деньги. Эти компании в восторге от России, они датируют сюда самые большие деньги. Моя последняя статья была посвящена компании FORD, одной из самых известных американских автомобильных компаний

Как вы думаете, насколько увеличились продажи этой компании за последний год? На 92%. За год! Это впечатляет еще больше, когда читаешь, что в предыдущем году бизнес увеличился на 57%. В прошлом году FORD продавал 118 тысяч машин. В 2001 году это было 1400. В 80 раз больше. Неудивительно поэтому, что западные инвесторы готовы идти сюда. Многие люди считают, что это из-за высоких цен на нефть. Да ситуация на рынке нефти действительно сейчас благоприятна. Но те, кто это говорят, ошибаются, думаю, что все эти деньги сразу тратятся. Следственно, как только цена на нефть падает, все скатывается вниз. Это не так, поскольку большинство «нефтяных денег» идут в сбережения, в стабилизационный фонд. Уже в конце прошлого года это было 90 миллиардов. Все эти сбережения пригодятся. Может быть, цена на нефть когда-нибудь упадет. Хотя сейчас большинство аналитиков считает, что такие высокие цены на нефть — уже норма. И если такие цены продлятся даже еще года два, то в стабилизационном фонде будет уже не 90 миллиардов, а 200-250 миллиардов долларов.

Главная проблема в России — не чисто экономическая, проблема — в российской политике. То, что меня особенно впечатляет: в экономическом плане Россия развивается гораздо быстрее, эффективнее, мощнее. Политическая система в России очень примитивна. Отсутствуют основные компоненты политической системы. Как в Англии — независимый суд, политические партии. Это нормальный политический институт любой развитой страны. Да, здесь есть партии, но влияния у них нет. Сейчас уже можно видеть в основном символику «Единой России» — на зданиях, на дорогах. В долгосрочной перспективе это достаточно опасно. Существующая сейчас в России система не очень стабильна. В конце концов, вообще демократия более стабильна, чем любая авторитарная система. Авторитарная система стабильна до тех пор, пока у власти определенный человек. В России все более-менее зависит от одного человека. Положение может измениться в следующем году. Все люди, которые сейчас служат на самом высоком уровне, так или иначе, друзья Путина. Это практически феодальная система. Когда Путин уйдет, у кого-то взыграют амбиции, возможны конфликты. Сценарий представить себе достаточно легко.