Родившись в глухой зауральской деревне, далёкой от цивилизации, я с первых дней жизни стал частью природы и накрепко вписался в её быт. Особых развлечений в деревне не существовало и всё внимание было обращено на жучков, паучков и всяких других жителей лесов и полян. У каждого свой характер и поведение. Очень было интересно вникнуть в их дела. Кто чем и как занимается?

Кто-то строит себе для семьи норку или гнездо вьёт на берёзе или в кустарнике, а то и просто в траве. Вмешиваться во все дела, меня не касающиеся, я не смел. Только наблюдал. Да и помощи особой не оказывал. Сами все самостоятельные и дело своё знают. Иногда любопытство заводило далеко в лес, и дорогу не мог уж к вечеру отыскать, отвлекало увлечение окружающим миром и приходилось спать под открытым небом. Только значительно позже заметил, что многие испытывают страх в моем положении. Но я давно заметил, что я всем далеко не давний приятель и все меня сторонятся и не хотят дружбы. Потому и твёрдо был уверен, что все меня просто боятся.

Годам к пяти я уже узнал, что существует реальная опасность в лесу. Есть хищники и для человека они далеко не друзья, а источник пропитания. Но в наших краях водились только волки. Лисы, зайчики, суслики, барсуки, белки мной, как источником пищи не интересовались. Вот только волки были бедой для деревни. Они и овцу могли утащить или козу.

Рассказывали страсти, что и на людей нападают, но я точно встречал не собаку в лесу. Они так далеко просто не забегают. В деревне была собака, похожая на встретившегося тогда волка. А с волками была давняя война. Кто уж и как их уничтожал, одному богу известно. А шкуры принимали в сельпо и за приличные деньги. У кого-то были ружья, берданки, дробовики или кто что имел. Ставили и капканы. На заячьи тропы ставили и петли. Я иногда и сам находил полусъеденного зайчика в петле. Волки или лисы тоже не брезгуют зайчатинкой.

Но сколько злобы в глазах я насмотрелся, до сих пор стоит пред глазами его морда. Поднять мне его было трудно и я за конец верёвки просто поволок его по снегу. Довольно легко это было. На подходе к деревне всполошились собаки. Во всех дворах. Я приволок его домой, и мать ахнула, испугавшись.

Хотела позвать соседа, чтоб его пристрелить и шкуру сдать, но я всеми силами воспротивился и уложили его в углу, около печки. Он постоянно щерился и рычал. Я сходил к Никодиму Трофимычу, нашему фельдшеру и попросил помощи. Он человек добрый и всех четвероногих уважает. Со знанием дела осмотрел и попросил ножницы. Остриг я лапу и принес из лечебницы гипс. Развели гипс и марлю с гипсом наложили на лапку. Довольно спокойно позволил полечить лапу. Ночь прошла в ожидании чего-то. Но всё было спокойно. Я знал, что он голодный и предлагал разную еду, но только злой оскал видел в ответ. Пасть я не решался ему развязать. Он до сих пор намерен был защищаться. В узкой клетке около печки он так и стоял на трёх лапах, поджав четвёртую.

Лишь через неделю я заметил, что он прилёг, успокоившись. Мать работала в коровнике и там часто были неудачные роды у коров или помирали коровы. Вот я ему и предлагал свежее мясо телёнка или внутренности от коров. Но лишь через полторы недели он стал посматривать на пищу и я решил развязать пасть. Голод — не тётка. Он с жадностью стал есть мясо и я принёс ещё. Наконец-то он стал не столь злобным и даже прилёг. Пасть уже не имело смысла связывать, да и не дался бы.

На следующий день спокойно стал кушать, и не было такой злобы в глазах. И даже перестал щериться и рычать. Так пролетел месяц, и уж солнце стало пригревать. Весна не за горами. Заметил, что он стал приступать на лапу, но потом поднимал и поджатой держал. Хотелось выпустить его погулять, но не решался. Дал ему имя — Мишка. Через неделю он стал наступать на лапу, но в клетке тесно и не походить.

С фельдшером решили снять гипс. Он и сам уж его грыз. С пониманием разрешил снять гипс и никакой реакции. Что же с ним дальше делать? Собаки часто окружают дом и воют. Чувствуют недруга. Но и он реагирует, делая оскал. Но со мной он уже держался дружелюбно и позволял гладить себя. Даже стал помахивать хвостом, когда я входил. Решил всё же, связать его и закутать в старое одеяло и на санках отнести, где взял его.

Добравшись до места, я не знал, как поступить. Или он до сих пор имеет злость на меня или привык уж и понял, что я ему не враг. На всякий случай выбрал палку потолще и решил — будь, что будет. Освободил от пут и он вскочил и сделал пару кругов и понюхал то место, где был капкан. Я его принёс домой. Узнал, чей это капкан и наслушался мату, что так поступил. Потом он резко бросился на меня и я не успел ничего сообразить, как он лизнул меня в лицо и помчался прочь. Видно было только лёгкое прихрамывание. Раз через три шага. Но я решил проследить, куда он побежал. Знаю, что он не один в стае и должна быть у него подруга и логово. Довольно долго я бежал по следу и уж знакомое место увидел, где и думал, что это их логово. Там я увидел ещё одного волка, но они так тёрлись друг о друга и крутились, что я понял, что это радость встречи с любимой. Вот она, собачья жизнь. Попробуй, пойми!

Заметив меня, другая волчица насторожилась, но он какими то, им только понятными жестами сказал, что это свой. Я уже не имел никаких предосторожностей и решил подойти поближе. Увидев палку, они встревожились. Наверняка знают, что такое ружьё. Не глупые. Палку бросил. Но при подходе к ним, они встали в позу, и я понял, что дальше не следует подходить.

Я просто остановился и смотрел, что будет дальше. Палку я успею схватить, если будут нападать. Я рассмотрел хорошо, что второй волк — это мать, волчица. Хорошо видны большие соски и видимо уже щенята в логове. Я тихонько позвал — Миша, Миша. И он направился ко мне, глядя в глаза, и пошел мимо дальше, как бы приглашая за собой. Я понял, что надо им не мешать, а просто уходить.

Вот что выражает его взгляд и что нужно было прочитать в этом взгляде? Эх, умные мы такие, а простых вещей не понимаем. Они же без слов обходятся и всё понимают. Я пошел домой с чувством исполненного долга.

На пригорке Мишка долго стоял и провожал меня благодарным взглядом. Через день солнце уже до капель стало пригревать, и я решил проведать знакомых. Набрал отходов с фермы. Мясные отбросы. И пошел по знакомой дороге. Меня встретил Мишка за сотню метров до их логова. Я достал кусок мяса и бросил ему. Он взял и понёс к себе. Я за ним. Около их логова я увидел, что мать вышла и взяла мясо и унесла внутрь. Я тогда совсем близко подошел, держа наготове остальное мясо и просто положил у входа. Услышал повизгивание малышни и взгляд матери из входа. Она ела мясо. Всё же и среди волков есть добрые и внимательные. Из моей кучи Мишка ещё взял кусок и дал матери. Лишь потом стал сам есть. Я просто сидел рядом и смотрел. Хотел Мишку погладить, но он кушал и зарычал. Сьели всё до крошки и облизали землю даже, и я пожалел, что мало принёс. Когда с едой было покончено, мне удалось увидеть двух малышей.

Уж столь милые мордяшки! Сосут мамку. Так и хочется взять в руки и поиграть. Но что-то не решился. И уж совсем не ожидал от Мишки, что он потрётся мордой об мою ногу. Видимо, благодарность. И себя разрешил погладить и потрепать. Машка тоже потом вылезла и немного меня обнюхала. Никаких признаков агрессии. Но я сам был на седьмом небе от счастья, что стал своим. Решил всё же достать малыша, но мать возразила, ощерившись и прикрыв вход.

Да! Обнаглел я и потерял бдительность! Что может быть у них на уме? Достаточно для первых знакомств, решил и пошел домой. Мишка меня, как бы за руку, немного проводил и опять сел на задние лапы и ждал моего ухода. Что он думает? Стал наведываться почти каждый день и уж не боялся совсем и они принимали, как своего.

Однажды, при подходе к ним, я заметил, что из входа торчат три мордяшки. Взрослых родителей не было. Я принёс им покушать и положил у входа, но малыши только интерес проявили, обнюхав и слегка попробовав. Мать с отцом ещё не научили, видимо. Буквально через полчаса прибежал Мишка. Его я узнаю по росту, и шерсть на лапе ещё не совсем заросла. Да и в лицо уж узнаю. Он потёрся ухом об мою ногу и дал щенкам суслика. Прижал лапой к земле и порвал ему шкурку. Лизнул кровь, и детки последовали за ним. Тогда и они начали грызть суслика. Даже звонко рычать начали и отбирать друг у друга.

Вскоре и Машка прибежала, и все стали кушать моё угощение. Опять мне показалось, что всем мало еды. Один маленький осмелел и выполз совсем из логова. Решил со мной познакомиться. Машка и Мишка внимательно наблюдают за всем. А что если мне его погладить? Погладил и ничего. Но когда хотел взять в руки, мать взяла его за шкварник и унесла в логово. Отобрала. Лишь через несколько дней они совсем осмелели и стали бегать на протаявшей поляне и играть.

Как забавны они! Бегают уже далеко за матерью или отцом и на меня мать не обращает внимания, если играю с ними и беру в руки. Мать не такая ласковая и ни разу не тёрлась об меня. Но погладить уж разрешала. Вскоре и вовсе потеплело, через речку уже невозможно было переходить. А вскоре и ледоход начался, я стал скучать по своим знакомым. Но потом вода спала и сделали запруды на речке и можно было на другой берег переходить.

Я решил проведать знакомых, но еды им уже не брал. Летом им проще найти. Каково же было моё удивление, когда около их логова я вскоре встретил ватагу мылышни бывшей. Это уже были волчата настоящие, хотя и до матери ростом было ещё далеко. Но только ещё шустрее резвились и играли.

Мишка не особо радовался моему приходу и не тёрся больше об ногу. Малышня около меня бегали и не замечали. Иногда я ловил и подержав на руках, отпускал. Иногда лизнут в лицо, что означало признание. Ласковые. Но вот весна совсем пришла, и надо было матери помогать с огородом и хозяйством и редко удавалось столь далеко ходить в лес. А вскоре и лето пролетело и посыпали белые мухи.

Урожай собрали и я решил опять проведать своих и узнать, как они. Но разочарование было сильное, когда не увидел ни сегодня, ни на следующий день четвёртого. Такова собачья жизнь. И у них потери бывают. На месте их не было и я начинал звать- Мишка, Мишка. Слух хороший и через некоторое время Мишка прибегал, запыхавшись. Вот что тут сказать? Прибегала и Машка и малышня потом вся. К осени уже не малышня совсем, а настоящие, взрослые волки. Ну, чуть помельче родителей. Я уже понял, что у них своя территория. И они тут будут постоянно. Так прошло несколько лет, но дружба так и осталась.

Я всё реже их навещал и уж только замечал, что и их жизнь меняется. Взрослые отделяются от родителей и сами заводят семьи, но живут неподалеку и родственные связи не теряют. Но как они следующим потомкам обьясняют, что я свой и меня не трогают, хотя равнодушие несколько обижает. Но уверен, что попади в другую стаю, и меня скушают с удовольствием. Я им не свой.

Но вот с Мишкой и Машкой старая дружба, незыблемая. Последнюю осень я смастерил около их логова типа домика, конуры. Для себя. Снегом заносит и внутри можно еловых веток накидать и можно спать. Если ещё вход снежным кирпичом закрыть, то и вовсе тепло. Но вот не мог приучить к костру. Панически боятся и никак не смог внушить, что это не страшно.

Прогуливаясь по лесу, я понял, что стая охраняет свою территорию, и не раз доводилось видеть разборки. А Мишка или спит со мной рядом, когда я около них сплю или просто сторожит меня. Так трогательно. Чем больше их узнаю, тем больше нравятся. Не предаст, не обманет. И вот уж весной того года я снова направился туда, к старым знакомым. Приятель уже знал мою дружбу с волками и не верил. Но когда стали подходить, то ему чудом удалось от них спастись. Чуть не порвали. Я с трудом вмешался и отвлёк. Вовремя сообразил, что палку принимают за ружьё и боятся.

Но когда оказался один, Машка легла около меня на передние лапы и закрыв глаза, столь жалобно и по-женски заскулила. Я догадался, что страдает по потере друга любимого. Долго сидел около неё и гладил, сочуствовал, успокаивал. Мне кажется, что и она слезу проронила. Вот тебе и хищник. Тяжело и мне было, невыносимо. Потом я узнал, что в Новоалексеевке застрелили волка в овчарнике. Вскоре мне пришлось покинуть родные места, но до сих пор воспоминания о тёплой дружбе остались.