П. П. БАЖОВ

МАЛАХИТОВАЯ ЧЕКУШКА-5

СЕРЕБРЯНЫЙ ЛЕЖАК

Не знаю, правда али нет, но наши, антальинские мужики сказывают, что было на самом деле. Набрёл один сургутский завгар, Накованя его звали, на глухом турецком пляже на россыпь лежаков! Тут тебе и деревянные, и пластиковые, и с зонтиками, и без. Место Накованя заприметил, взял один лежак, который подороже, в халат завернул, чтоб в глаза не бросался, и в номер к себе поташшил. Вдруг, глядит — полиция! Стоит, огнями синими переливается — невозможно рук от капота отвести! Того и гляди — за собой в Царство Ментовское утащит. Тут Накованя смекнул, что посчастливилось ему встретиться с самим хозяином пляжа — Казимом. Щёлкнул Казим пальцами, и лежак из халата накованиноного пропал, как и не было. А с ним и всё злато-серебро, что у Наковани на тайной кредитке было запрятано. Так вот и стал тот лежак серебряным! Да что там — золотым!

ИРУНЬКИН ОБЛОМ

Жила у нас на Химмаш-заводе девушка. Ничем не приметна, только два глаза да две ноги. Больше про неё ничего и не знали. Звали её Ирунька. Любила она в душе петь, да на солнышке греться. А какое там, на Химмаше солнце? Больше на луну смахиват, да и греет так же.
И вот сидит как-то Ирунька в троллейбусе, едет. И ей вдруг так солнышка приспичило! Что аж в душ понадобилось. И решила она про себя в турецкую страну поехать. Там, сказывают, солнце днем и ночью светит. Купила она на последнюю копеечку путёвку, да и поехала-полетела куда путёвка была.
Прилетела девка, шмоточки в номере бросила, бекиней подпоясалась — и на пляж, солнышко смотреть. Легла и уснула. Переволновалась девушка, сморило её. И я вилась ей в пляжном сне бабушка. Сама неказистая, топлесс — как старые немки загорают. Но зато заместо глаз лампочки горят! И страшно Ируньке, и прикольно.
Говорит бабушка что-то непонятное грубым голосом и трогает её за пятку. Вскинулась Ирунька, глаза отворила, а вместо бабки перед ней турок стоит, на лямку бекиневую показывает. Подвинула она лямку, а там — мясо белое, белее снега! А вокруг красным-красно! Бросилась Ирунька в море. А море её не принимает, выталкивает. Она ныряет, оно её наружу выпихивает.
Огорчилась Ирунька, в отель пришла и заболела на неделю. А чего! Болеть — не мешки ворочать. Кормят-поят, в окошко солнышко показывают. Вот так и переболела Ирунька солнышком. С тех пор только в телогрейке и загорает.

НЕПЫЛЬНАЯ РАБОТЁНКА

Завёлся, слышь-ко, у нас в Антальихе на пляже старатель один. Из турок, али из месхетинцев, чёрт его разберет.
Значит, как шторм пройдёт, лежаки-то посшибает волной, гальку, опять же, перебуторит маленько — он тут как тут! Ходит прям по прибою и к воде низко-низко нагибается.
Ну, наши-то мужики тагильские да невьянские подошли к ему, мол, чё ты тут, паря, паришь на пляже нашем двухзвёздочном?
Глядь, а у его в ладошках-то — кольца, монетки да серёжки!
Тут наш один, Гришка Ходок, как заорёт: «Братцы, а это ведь моё кольцо обручальное! Я его прошлый год выронил, как по девкам пошёл!» И ручищей своей, к кувалде привычной, к колечку тянется. Турок залопотал чего-то, а чего — не поймешь, но смысл тот, что, мол, иди-ка ты, Гриша, пляжем! Как вернёшься — тогда ляжем.
Но Гришку нашего знать надо! Взял он старателишку за шею, в пену морскую мордой опустил, да и придержал маленько, пока у того руки не разжались.
И так каждый вечер стало. Как только старатель этот на нашем пляже, али ещё на каком дальнем, золотишка намоет, так Гришка с друзьями его и встречает.
Да так приноровились, что и возвращаться сюда, к приказчикам да щёгорям, с золотишком раздумали. Детишками местными обзавелись, избы поставили. Хорошо живут, слышь-ко! Так-то…

ЧЁРТОВА КУЛЬТЯПКА

Егорка-то наш с детства к футболу был приставлен. Ишо мальчонкой бегал да мастеровым футболистам мячики подавал. Так и привык — уже большой стал, в команде футбольной робит, а сам по воротам не бьёт, только мячики отдаёт, кто попросит. Ну, ежели свой попросит — оно ладно, а уж коли чужой — беда. Тренер-то (приказчик по-нашему) Егорке за это все волосья на ногах повыдергает да чёртовой культяпкой обзовёт. А чего сделашь, коли он сызмальства так привык?
Да и небыстрый он игрок, а с особинкой — всё ему надо обсмотреть, мячик так-сяк потрогать, комбинацию продумать. Сядет, бывало, посреди поля-то, закурит, на мячик уставится да головёнкой покачивает. Другие-то игроки вокруг соберутся, но не торопят — вишь, мастер думает. И цельный стадион ждёт, икнуть боится.
Но уж как надумает, как пас отдаст — тут уж всё, конец матча. Можно по домам итти. Ловко оно у него выходило-то. Нонешние уж так не могут.

СИНЮШКИН СИМПОЗИУМ

Не одни наши мужики на славе были по пьяному-то делу. Тоже и финны, сказывают, это мастерство имели. Та только различка, что наши мужики у нас пьют. А финны за границей. Ну, то есть, обратно — у нас.
И зажигают, слышь-ко, подходяще, до четверенек.
Приехал как-то к нашим мужикам на симпозиум нейрохирург один, Хлеепсало. По пьяному делу первый.
Вот наши и говорят:
— Ну, Хлеепсало, давай. А то на симпозиуме удачи не будет.
А ему, слышь-ко, того и надо. В общем, никто не помнит, чего на симпозиуме было, какие доклады да прения, да кого и как потом оперировали и куда потом этот финн делся вместе со всем отрезанным материалом. Вот только что он тут сидел и требовал продолжения симпозиума, и нету! Документы вот, трусы, скальпель и бейсболка вот, а самого как проститутка языком слизала.
А может, так оно и было. Врать не буду.

ПОДЛАЯ СКОТИНКА

Закончилась, слышь-ко, у нас в отеле вся водка. А был у нас в конпании знатный водкознатец Никандрыч. Водку чуял — за двадцать верст. Бухнулись мы с мастеровыми к ему в ноги: «Выручай, Никандрыч! Не дай погибнуть! Найди хоть чекушку!» А он только в усы свои смеется: «Вы ещё плохо хотите, если сами найти не можете! Коли человеку невмоготу, водка его сама найдет!» И только он это сказал, как двери отворились, а там — уже жены наши стоят, чтоб по номерам, значит, нас развести. Али разнести. Так мы и разошлись. Али разнеслись.
А секрет свой Никандрыч с собой Нижневартовск унёс. Даже на опохмел не оставил.

ФАЯНСОВЫЙ ЦВЕТОК

Которые люди унитазы раскалывали, те знают, что лучше всех их обратно склеивает Серютка из 187-го номера. Так у него красиво выходило да крепко — мужики наши успевали аж до аэропорта доехать, прежде, чем эта шутка в их турецком тувалете разваливалась.

* * *

… Был в нашем заезде парнишко один, Ванька Крысятко. Тоже в отеле отдыхающим робил. И вот этот Ванька в женской раздевалке, что близ аквапарка обнаружилась, повадился самоцвет-камень брать. Переоденется в бабу, возьмет фомку рудознатскую, в лифчик её спрячет, да глядишь — за час-два полна горсть самоцветов! А то и девичью радость найдет — доллары малахитовые…

* * *

… На наших-то рудниках отродясь никто дайвингом не занимался. А и то сказать — не в канаву же с дерьмом, хоть и с аквалангом, нырять. Да…

* * *

… А номера тамотко худые, икон нет, самоваров нет, один телевизор да мини-бар с холодильником. Тьфу. Ни лоб перекрестить, ни чаю выпить. Но мы не сплоховали. Пошли на ихний базар. До-о-олго самовар искали, минут сорок, пока, значитца, Федя-то кипятильник с прилавка не сташшил. Тут уж мы плюнули на самовар, на продавца, что кипятильника хватился, тоже плюнули и побежали к себе в отелю…

* * *

… А то ишшо чего местные мужики удумали — самовары курить. Поставят их на пол и курят. Странно, как это мы на Урале сами до такого не додумались. Приедем — научим всех…