Призвал к себе принц Горбун-аль-Страшид своего визиря Актера-аль-Пачино и попросил развлечь себя…
— Как я призвал тебя, о как тебя там? О Шахерезада, что ли?
— Да, как ты меня, о бессовестнейший из бессонных! Постарайся лечь поудобнее и послушай… Дошло до меня, что жил в городе Ноубизнесбаде богатый купец и была у него лавка, в которой продавались разные сладости: «Мишка на верблюде», «Гюльчатайкина радость», «Вараньи лапки», сладкий хлопок, «Каракум» и прочая липкая снедь, на которую так падки мухи и правоверные мусульмане. Однажды пришел к купцу его младший брат, который был беден, как последний шакал в пустыне, и попросил у богатого брата немного золота на пропитание. Выгнал его брат, не побоялся Аллаха. Тогда младший брат решил хитростью добыть себе золота на пропитание. Ночью, переодевшись вором, он забрался в лавку брата и украл у него все, что смог вывезти на своем драном ишаке.
— Молодец, клянусь Аллахом! — воскликнул Шахрияр и добавил: — Хвала Аллаху, что мой отец вовремя казнил моего младшего брата. Мой младший брат не хотел засыпать и отец велел его пороть ремнём по попе, пока не уснет…
— Ш-ш-ш… — зашипела Шахерезада и в третий раз приложила свой вытянутый, как минарет, указательный палец к своим красным, пухлым и мягким, как не знаю что, губам. — Постарайся сосредоточиться, о владыка! Ты должен уснуть… А я тебе расскажу о том, как жил некогда в Иерусабаде один падишах. Не самый богатый, но и не самый бедный. Средней руки падишах. Был у него гарем, не самый большой, но и не самый маленький, на десять женских сил, было у него стадо верблюдов, дворец и фонтаны с горячей и холодной водой. Был небольшой оазис в тридцати километрах от города, но не отдельный, а так — участок в коллективном оазисе. И на все это великолепие зарабатывал падишах своим горбом, работал на трех работах и страшно уставал. Вечером приходил падишах в свой дворец, ужинал на скорую руку, включал свой кальян и прямо перед ним засыпал …
— А я всё равно не сплю! — воскликнул султан Шахрияр и открыл свои прекрасные как у самца серны глаза.
— Ах ты владыка! — воскликнула Шахерезада. — Вот я сейчас позову дядю-стражника, он тебя заберет! Ну-ка, слушай сказку! Дошло до меня, о славный неугомонный царь, будто жил в Обкаканде славный юноша. Отец его умер, мать тоже. Да и юноша вскоре тоже покинул царство живых. Вот такая сказка, а я прекращаю дозволенные речи, ибо надо спать. Все цари спят, все визири. Все евнухи спят. Только нечестивцы, разбойники и воры не спят. Ты разве нечестивец? Ну-ка, быстро спи, о негодный султан, покажи всем, что ты честивец! Дошло до тебя?!
— Не смей кричать на меня, о прекрасная красноликая Шахерезада! Ибо я владыка, а не ты! Ты лучше расскажи мне еще сказку, а я постараюсь заснуть.
И Шахрияр наконец-то зевнул своим прекрасным ртом, отороченным по краям хитро смеющимися губами.
— Ну, хорошо. Слушай же, о великий сонноликий владыка, правдивый рассказ о Бур-Аддине и Золотом ключике!

В давние времена, когда пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует, Аллах поприветствовал только в первый или второй раз, жил на окраине Бухары старый бухарец Джузебб по прозвищу Бирюзовый Нос… День и ночь собирал Джузебб саксаул в пустыне вокруг Бухары, а потом день и ночь пытался сделать из этого саксаула мебель или сжечь его в тандыре.

В тот вечер, с которого мы начнем наше повествование, Джузебб решил сделать из толстой саксауловой ветки ножку для стула. И хотя ни в самой Бухаре, ни на тысячу фарсангов вокруг не было ни одного стула, ибо тысячу лет правоверные сидели на полу и, слава Аллаху, обходились без стульев, но желание сделать ножку целиком овладело разумом старого бухарца.

Джузебб взял нож и начал строгать ветку. Но лишь только лезвие из ржавой дамаскской стали коснулось коры, как раздался голос:
— Салам Алейкум!
В дверях лачуги Джузебба стоял его друг Абубакарл по прозвищу Старый Хрен.
— Алейкум Ассалям! — воскликнул Джузебб. — Проходи, присаживайся! Правда, пока не на что присесть, стул я только начал делать!
— Аллах вынул ум из твоей пустой головы, разве неудобно тебе сидеть на старом персидском ковре, который покрывает твой старый персидский пол? Не мучай себя попусту, Джузебб, а толстую ветку отдай мне, я сделаю из нее деревянную куклу, буду ходить по базарной площади и за деньги показывать всем, что я сделал!

Так они и поступили — Джузебб отдал Абубакарлу ветку, а тот сделал из нее деревянную куклу с длинным, как самая длинная сказка, носом.
Но Аллах, да приветствует его пророк Мухаммед за руку, как известно, запретил мусульманам изображать изображения человека, а уж тем более изготовлять деревянных человекообразных кукол! Того, кто занимался таким промыслом, могли побить руками, ногами или камнями, или забросать палками до смерти!

Под  страхом смерти Абубакарл пошел к колдуну из страны Магриб и попросил его оживить деревянную куклу. Колдун произнес над чуркой заклинания, и обструганная саксауловая ветка ожила! Маленький деревянный человечек, словно вихрь, пронесся по комнате колдуна, уронил горшки со снадобьями, раскидал и порвал старинные книги с заклинаниями и под конец своим длинным носом проткнул волшебный ковер, на котором самыми искусными вышивальщицами были вышиты костер, казан с вкусным бараньим пловом с чесноком и морковью, бурдюк с вином, фрукты и виноград.

В каморке колдуна этот ковер служил занавеской, отделявшей мужскую половину дома от отхожей половины. Магрибский колдун пришел в ярость, ведь теперь в ковре была дырка и любой мог подсмотреть, чем он занимается в отхожей половине дома!

С проклятьями он вытолкал Абубакарла с новоиспеченным сыном из дома и даже на прощанье сунул им продырявленный ковер и пару десятков отборных ругательств!
— Будь проклят ты, Старый Хрен! Будь проклят твой сын Бур-Аддин! Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!
Много еще неприятных и непонятных вещей кричал магрибский колдун, но сам того не заметил, как дал мальчику имя, ибо Бур-Аддин по-персидски означает «Проклятый любопытный нос, который суют куда не следует».
Абубакарл и Бур-Аддин зажили в лачуге как отец и сын.

Абубакарл  продал на рынке свою чалму и свой таллиф, чтобы купить Бур-Аддину Коран и халат, чтобы он мог пойти в медресе. Продырявленный ковер с вышитым на нем котлом, пловом, морковью, чесноком, фруктами и бурдюком повесили в лачуге Абубакарла так, чтобы он закрывал старую дверь, которая уже много веков вела из мужской половины дома неизвестно куда. Неугомонный Бур-Аддин сразу решил, что за этой дверью спрятаны несметные сокровища, и по ночам он неоднократно познавал ковер своим носом и ликовал! А потом откидывал ковер, подходил к заветной дверце и мечтал о том дне, когда они с Абубакарлом-ата откроют эту дверцу, вытащат сокровища и заживут богато и счастливо.

В Бухаре в те времена правил злой и жадный султан Кар-Аббас, а визирем у него был Дур-Имам, который ненавидел людей и добро, а любил зло и ядовитых скорпионов.

В гареме Кар-Аббаса была одна наложница, прекраснее всех, и звали её Маль-аль-Вин. В отличие от всех других наложниц, она красила волосы не хной, а турнбулевой синью, поэтому волосы у нее были голубые. Глаза у нее были огромные, как золотой динар каждый, грудь ее была белой как доска слоновой кости…

На этом месте Великий Султан Шахрияр захрапел и пустил густую, как молоко верблюдицы, слюну на шелковую подушку…

— Слава Аллаху, угомонился!  Воистину говорят — нет писателя, кроме Аль Толстого! — шепотом произнесла Шахерезада и на тапочках удалилась из султанских покоев.

А великий и могучий султан Шахрияр спал сном правоверного младенца, и ему снилась прекрасная Маль-аль-Вин с роскошными голубыми волосами и ее верный пудель Аль-Теймон, который рычал и рвал неверных своими верными зубами, защищая хозяйку от посягательств на её белое, как фарфор, тело. Снилась султану старая гурия Тортилля по прозванию Беззубейда, которую нечестивец Дур-Имам обзывал почему-то «старым плавучим бурдюком».