2015 год стал решающим годом и во многом даже переломным моментом в решении ряда наиболее острых проблем, стоящих перед Ближним Востоком. То, что казалось хаосом и смятением, на самом деле прояснило позиции ключевых игроков.

Этот год запомнится как период, когда США отказались — возможно, безвозвратно — от своей роли гаранта политического порядка на Ближнем Востоке. Пока США остаются самой мощной военной силой в регионе. Однако впечатление, что Вашингтон не готов использовать свою силу, чтобы повлиять на ситуацию на Ближнем Востоке — за исключением чрезвычайных обстоятельств — стало практически повсеместным.

Стивен Саймон (Steven Simon) и Джонатан Стивенсон (Jonathan Stevenson) из журнала Foreign Affairs утверждают, что конец «пакс Американа» на Ближнем Востоке является, с одной стороны, обусловленным рациональными причинами, учитывая уменьшение влияния США в регионе, с другой — возвращением к традиционной политике, от которой Америка временно отошла в период правления администрации Джорджа Буша-младшего. Однако текущую политику вряд ли можно назвать одновременно восстановлением традиций и ответом на новые обстоятельства. Она представляет собой скорее гипернормализацию: Вашингтон ведет себя так, будто у него гораздо меньше власти и влияния в регионе, чем он имеет или мог бы иметь на самом деле.

Вмешательство России стало открытой демонстрацией того, как все обстоит на самом деле. Многим оно показалось неожиданным, однако последние несколько лет Владимир Путин провел, проверяя степень решимости Америки и разведывая обстановку на международной арене. Он также внимательно наблюдал за ростом влияния Ирана, Хезболлы и иракских шиитских формирований в Сирии. Из всего этого он сделал совершенно обоснованный вывод, что он может вмешаться в сирийский конфликт, не столкнувшись с какой-либо серьезной реакцией со стороны Вашингтона.
Недавно в СМИ появились цитаты американских чиновников, которые заявили, что, по их мнению, интервенция России оказалась довольно успешной. Официальная реакция США, между тем, оказалась вялой и бессодержательной.

В настоящее время Россия уступает США по уровню военного и экономического развития. Но Россия готова действовать и пытаться влиять на конечный исход таким образом, чтобы он соответствовал ее целям, тогда как США — по крайней мере, в Сирии — к этому не готовы. Новой американской администрации будет крайне сложно смягчить — не говоря уже о том, чтобы полностью исправить — возникшее в 2015 году впечатление, что США утратили или даже сознательно отказались от большей части своего влияния в регионе.

2015 год также стал решающим периодом в борьбе арабского мира против международного террористического движения, зародившегося на периферии его обществ. Подъем и распространение ИГИЛ в прошлом году стало неоспоримой и универсальной угрозой для всего арабского мира.

Многие арабские государства — с тем или иным успехом — выступили против исламистских экстремистов. Однако чтобы одержать над ними победу, требуется — и подобные попытки уже предпринимаются в рамках антитеррористического альянса во главе с Саудовской Аравией — коллективная кампания, которую необходимо развернуть сразу на военном, правоохранительном, идеологическом и религиозном фронтах. Отдельные попытки начать подобную кампанию предпринимаются уже десятками арабо-мусульманских государств.

Тем не менее, в истории уже есть масса примеров неудавшихся попыток сформировать жизнеспособные арабо-мусульманские альянсы, поэтому определенный скептицизм в данном вопросе неизбежен. Если такой угрозы, какую представляет собой ИГИЛ, не достаточно для того, чтобы сформировался такой альянс, тогда трудно представить себе, что для этого потребуется. Поэтому главный вопрос заключается в том, способны ли эти государства на разработку скоординированного подхода, который предполагал бы взаимное доверие и отказ от некоторой доли суверенной власти. Этот потенциально экзистенциальный вопрос сохранялся в течение всего прошлого года, и на него придется найти ответ в ближайшие несколько лет.

Отношения между арабскими государствами и Ираном, возможно, тоже достигли решающей точки в 2015 году. Международное соглашение по ядерной программе Ирана фактически означает дипломатическую реабилитацию Тегерана, по крайней мере, в глазах Запада. Поэтому сейчас приходится делать выбор между бесконечной конфронтацией и постепенным движением в направлении компромисса.

Сирийский конфликт выглядит источником бесконечного разлада, однако сейчас Эр-Рияд и Тегеран, по крайней мере, снова разговаривают друг с другом — на полях Венских переговоров, посвященных вопросу мирного урегулирования конфликта в Сирии.

Условия для компромисса начали формироваться в 2015 году. Иран будет играть более значимую роль в арабском мире, чем большинству арабов хотелось бы — особенно в таких странах, как Ирак или Ливан. Однако в Сирии, а также в Йемене и других арабских государствах, Иран не будет играть ту роль, которую он играет сегодня. Фактически это значит, что арабские государства должны согласиться на некоторое расширение сферы влияния Ирана в арабском мире, а Иран должен принять некоторое отступление от существующего статус-кво.

Такой компромисс теоретически возможен, и его основы были эффективно заложены в последние 12 месяцев. Ответ на вопрос о том, станет ли такой компромисс взаимоприемлемым и будет ли он реализован на практике, мы узнаем в ближайшем будущем.

Прошлый год внес ясность в то, какими должны стать важные решения основных игроков на Ближнем Востоке. Для региона, где зачастую крайне сложно разобраться в ситуации, такая ясность является чрезвычайно положительным и желанным явлением. Однако она требует, чтобы ответственные стороны принимали взвешенные и мудрые решения.