«Мы не говорили маме, что определяем ее в пансионат»

Вчера портал Uralweb.ru опубликовал рассказ владельца похоронной компании Дмитрия о том, что на самом деле представляют собой частные пансионаты для пожилых (в связи со спецификой работы он не раз бывал в таких коттеджах, забирая оттуда трупы) в Екатеринбурге, и какая пропасть лежит между обещаниями в рекламе и реальностью. Сегодня мы публикуем откровения представителей двух семейств, которые несколько лет назад приняли решение отдать (впрочем, в народе в этом случае чаще говорят «сдать») своего пожилого члена семьи в частный пансионат. Их рассказ мы также приводим от первого лица.

Лариса (имя изменено):

«Это было изначально тяжелое, но осознанное, взвешенное решение. Много было проплакано, продумано. Я понимала, что у меня не только мама, но и дети, один из которых школьного возраста, с ним нужно заниматься.

Когда я еще только подыскивала вариант, выписала по отзывам знакомых 4-5, съездила в три. Картина печальная. Даже если в доме один старый человек, есть запах, а когда 15-20?

Была в месте, где уход был чисто символический. Выглядело удручающе, возникли вопросы к тому, как часто им меняют пеленки. Когда нет нормального ухода, проветривания — это сразу ощущается. «В коридоре только место пока освободилось, можете сюда положить, потом переведем».

Была в коттедже, построенном специально под пансионат, спроектированном как стационар, с медицинским постом. Но запах там присутствовал сильный. Плюс это было за городом, по Московскому тракту.

Выбрали пансионат в черте города — у них это звучит как «отделение» — по рекомендации знакомых, у которых родственник жил там уже на протяжении 4 лет. Это хороший показатель. Мама моя, ей под 80, там уже больше двух лет. У нее потеря памяти, нужно было постоянное присутствие кого-то рядом, контроль в плане еды.

Пансионат находится в жилом доме, в помещении бывшего магазина. Завотделением — врач-геронтолог, персонал — квалифицированные медсестры,. Пансионат начал развиваться в сеть — был один, сейчас открывается второй. Сюда готовы определять на постоянное проживание, люди готовы ждать.

Родственникам туда можно приходить свободно в любое время с 10 до 18. Могу зайти не предупреждая. Единственное, приходится подождать, если она там кушает, и бывают помывочные дни. В эти дни просят не приходить, потому что персонал занят. Еще нам понравилось, что есть видеокамеры, можно все посмотреть. Возможно, что-то от нас скрывается, но в целом картина ясна.

Внешне это похоже на хорошую больничную палату, где лежат по 3-4 человека, есть телевизоры. Все, конечно, компактно, но условия проживания лучше, чем у студентов в общагах. Потолки высокие.

Хочется, конечно, лучшего, чтобы помещения были хотя бы оборудованы для удобства пожилых людей — поручнями, пандусами. Но я не нашла. Я согласна доплачивать, если бы это было госучреждение. Готова платить за двухместную палату, но ведь этого ничего нет.

Плата — в зависимости от сложности диагноза, в среднем тысяча рублей в день. Нанимать сиделку нисколько не дешевле — расценки на их услуги в среднем 2 тысяч рублей в день, и, кроме того, нужно пускать в дом незнакомого человека. Лекарства для уколов, капельниц покупаем сами, все расходники — памперсы, пеленки и т. д. — тоже за счет родственников. Но за отдельную плату может закупить и пансионат, потому что у кого-то дети в другом городе или даже за границей, и они решают этот вопрос дистанционно.

Мы не говорили маме, что определяем ее в пансионат. Это звучало как «мы едем полечиться в санаторий, это ненадолго». Память у нее то появляется, то исчезает. То нет никаких вопросов, то она говорит: «Так я тут уже, наверное, месяц? Наверное, я вылечилась?». Я говорю: «Конечно, еще немножко и все». Человек ощущает, что он в процессе выздоравливания. Она всегда старается быть бодрой и веселой.

Дома она не была бы такой бодрой, хныкала. Дома у них депрессия, многие не ходят в туалет. А тут, попадая в среду с незнакомыми людьми, с новыми лицами, с режимом, с общением они мобилизуются и начинают проситься в туалет. Нет той деградации, когда они одни. Нет проблем с сахаром крови, потому что кормят по времени.

Меня осуждали друзья: «Как ты могла?!». На днях я встретила знакомого, который меня тоже осуждал. По прошествии времени он свое мнение изменил. Сказал: «Я вот сейчас бегаю, спортом занимаюсь, чтобы не быть обузой для детей. Не дай Бог, лягу и под себя ходить начну. Хочу бегать до конца». Восхищаюсь стариками, которые делают зарядку, разминаются, чтобы просто ходить, чтобы не лежать.

Проблема ухода за престарелыми людьми на уровне государства в нашей стране не решена никак. Большинство людей ухаживают за своим пожилым близким самостоятельно, кто-то из членов семьи даже бросает работу. Для них счастье хотя бы на месяц определить его в пансионат, чтобы просто прийти в себя, передохнуть, потому что это тяжелый труд. Слава Богу, что появляются такие пансионаты.

Я слышала, что в развитых странах есть патронажная служба. Когда семья не справляется, они забирают бабушку или дедушку к себе. Там понимают, что дети должны зарабатывать себе на пенсию, поднимать своих детей. При этом пожилые должны иметь право на достойный уход".

Анна (имя изменено):

«Деменция у нашего дедушки началась внезапно. Это было в июле 2013 года. Ему было тогда 85 лет. Он проснулся утром и внезапно начал буянить. Раньше он занимал довольно высокие должности, общался с людьми и считался очень интеллигентным, спокойным человеком. А тут внезапно начал кидаться на бабушку с топором. Он перестал узнавать близких.

Мой папа, его сын, поехал в «психушку», пытался пристроить его туда, но там сказали, что это не их пациент — старческое слабоумие не лечится. И тогда он нашел этот дом престарелых на Уктусе, «Надежда». Стоимость пребывания была 30 тысяч рублей в месяц.

Бабушка была против, она, мне кажется, все еще на нас в обиде. Она говорила, что мы могли бы ухаживать за ним и дома и не нужно его никуда отдавать. Бабушка постоянно навещала его, следила, как за ним там ухаживают, гуляла с ним, кормила. Поэтому мы можем уверенно сказать, что обращение со стариками в этой «Надежде» нормальное. Дедушкин двоюродный брат был в таком же состоянии, но его сын определил его в другой дом престарелых, на Широкой речке. И вот им там не нравилось, говорили, все плохо, и в итоге тоже перевели на Уктус.

Нас как родственников все устраивало. Папа и сейчас, уже после смерти дедушки, говорит: «Как хорошо, что есть хотя бы эти дома». Он им благодарен. Потому что другого решения проблемы мы просто не видели.

Дедушка стал очень озлобленным. У него всю жизнь было достаточно слабое здоровье, а тут вдруг у него такая сила появилась. Он стал опасен не только для домашних, но и для окружающих. Приходилось следить за ним, чтобы он ничего не скинул с балкона. Личности там уже не было. Уже находясь в доме престарелых, он несколько раз приходил в себя, разговаривал с папой как нормальный, но тут же погружался обратно в свое состояние. Кидался на забор — хотел сбежать.

Им потому и колют там препараты, что другим способом не справиться. Он ведь там не один такой буйный. Но уколы ему ставили те, что были прописаны. Возможно, что-то еще ему вкалывали. Но подозревать «Надежду» в каком-то умышленном вреде его здоровью у нас нет оснований. Да, они живут там недолго. Это правда. Дедушка прожил там всего два месяца. В жизни нашей семьи это был один из самых тяжелых периодов, морально тяжелых. Вскрытие показало, что он умер просто от старости, кажется, что-то с сердцем или сосудами. Сам папа считает, что причиной стал именно нездоровый выброс энергии, болезненное состояние, которое его истощило. Это, по сути, была уже агония".