На днях в Екатеринбург приезжала Доктор Лиза, Елизавета Петровна Глинка, врач паллиативной медицины, блогер, исполнительный директор фонда «Справедливая помощь». Инициатором приглашения выступил глава фонда «Город без наркотиков» Евгений Ройзман. Потомок знаменитого русского композитора Елизавета Глинка приехала содействовать организации в Екатеринбурге хосписа.

— Я сама начинала с выездной службы, — сказала на встрече с журналистами Доктор Лиза. — В любой стране мира это ключевое понятие хосписа: к умирающему больному примерно раз в неделю бесплатно приезжает бригада из врача и медсестры. В Киеве выездная служба начала работать спустя три недели после подачи идеи в мэрию города. Одновременно была развернута первая палата для самых бедных больных в хирургическом отделении онкологического центра. Потом нам дали этаж, и через четыре года мы построили отдельно стоящее здание из 25 одноместных палат. Помогаем не только старикам, но и умирающим детям. В московском хосписе у нас тоже 25 мест, московская служба возникла уже 12 лет назад.

— Как прошла ваша встреча с губернатором?

— Договоренностей достигнуто не было, был поднят вопрос неоказания помощи терминальным больным. По статистике только 3 процента обреченных онкобольных в свердловской области получают эту помощь. 97 процентов умирают дома, в тяжелейших условиях, необезболенные. Губернатор согласился, с тем, что эту ситуацию необходимо срочно изменить, выразил желание создать хоспис с одноместными палатами, как положено.

— Есть мнение, что в Екатеринбурге уже работает нечто вроде хосписа.

— Я слышала, что у вас есть подобная выездная служба при Епархии. И хорошо, что она существует, пусть таких служб будет много. Но поймите, это не высокотехнологическая помощь. Для онкологических больных самое основное — обезболивание, оно внедрено во всем мире, и оно невозможно без участия государства, поскольку при обезболивании наркологических больных используются наркотические препараты. Кроме того, в хосписе должны работать врачи паллиативной медицины. Такая кафедра есть у нас только в Ульяновске. Было обучение в институте имени Герцена, в Киеве, в Москве на базе I-го московского хосписа. Это необходимо делать и в Екатеринбурге.

— Елизавета Петровна, приказ о создании хосписа был издан Минздравом Свердловской области уже два года тому назад. И лишь с вашим приездом дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Вам случается прибегать к помощи чиновников высокого ранга?

— Вы думаете, они рвутся встретиться со мной?! Нет!

Думаете, проблема создания хосписа такая трудная? Зачем для этого нужен Президент или Путин? Это вполне может решаться на местах. Больше того, хоспис на Украине был создан внутренним приказом по больнице. Главврач издал приказ реорганизовать одно отделение, и это заняло ровно 21 день. Без президентов!

— Каков, на ваш взгляд, идеальный хоспис?

— В мире вообще нет идеалов. Однако первый московский хоспис создавался в центральном округе, и я убеждена, что неправильно первый хоспис в Екатеринбурге выносить за пределы города. Это далеко. Что, жители центра Екатеринбурга поедут в Верхнюю Пышму или Белоярский район (места, предположительно определенные для создания хосписа — ЮГ)? Хоспис должен быть привязан к лечебному учреждению. Такой опыт есть в Киеве. Это удобно — близость специалистов, возможность консультирования любого больного. Не все умирают сразу — некоторые проходят паллиативную химиотерапию или облучение. Когда становится понятно, что лечение бесперспективно, такого больного надо не выписывать в «никуда», умирать на праздники от болевого шока, а переводить в стоящий неподалеку хоспис, где ему окажут квалифицированную помощь.

— Говорят, как ни цинично, от хосписов есть и чисто экономический эффект.

— Один из принципов оказания паллиативной помощи — помогая обреченному больному, ты помогаешь также его матери, отцу, семье, людям, которые его окружают. А онкобольного окружает в среднем от 7 до 12 человек, включая родственников, друзей, сослуживцев, соседей и т. д. Да, при наличии хосписа родственникам не нужно массово увольняться с работы, чтобы сидеть с близким человеком, не нужно по нескольку раз на дню вызывать Скорую.

— Как вы относитесь к эвтаназии?

— Отношусь отрицательно. Это крайне сложный момент. Для меня он неприемлем абсолютно. Не я давала жизнь больному, не мне ее отнимать. Другие нюансы я даже не обсуждаю.

— Сколько стоит содержание больных, как финансируются хосписы?

— Содержание больного хосписа в Москве обходится примерно 8000 рублей в день. Общепринятая практика предусматривает 70 процентов вложений государства и 30 или больше — пожертвований. Я очень не люблю брать деньги. В фонде всегда стараюсь этого избегать. У меня есть комната, полностью оборудованная добровольцами, куда постоянно приносят памперсы, пеленки, безрецептурные лекарственные препараты, белье, шампуни, мыло… Я говорю о выездной службе — я помогаю малоимущим, умирающим, не имеющим медицинской страховки в Москве. Я практически ничего не покупаю, все приносят добровольцы.

— Относительно добровольцев. Много ли их?

— Уже сейчас я получаю огромное количество писем от жителей Екатеринбурга и даже компаний («Сплат»), готовых помогать в создании и работе хосписа. При том, что ничего еще не открыто! Такая же ситуация была в Великом Новгороде, который впереди вас на полгода. А вообще ситуация непрогнозируемая.

— Вы являетесь членом Американской ассоциации врачей паллиативной медицины. Можете сравнить, как обстоят дела в Америке и — у нас?

— Очень много отличий. И я всегда об этом говорю: там количество добровольцев в сотни раз превышает количество больных. Там существует график дежурств, там даже в регистратуре сидят добровольцы. Там минимум персонала и максимум добровольцев. Та же тенденция только еще возникает в Москве, где появляется добровольческое движение. Мы медленно, но двигаемся к этому.

— Оказывается ли в хосписе пациентам духовная помощь?

— Хоспис светское учреждение, принимает больных всех конфессий: и евреев, и православных, и католиков. Крайне редко у нас лежат мусульмане. В киевском хосписе мы построили православный храм прямо внутри. Но при необходимости мы приглашаем всех — раввинов, ксендзов, три года назад был даже мулла. Ничего невозможного нет.

— В чем заключается работа с родственниками?

— Все очень индивидуально. Кто-то готов к уходу близкого, кто-то нет. Многое зависит от возраста — взрослый или ребенок, одинокий, или нет. Хоспис принимает всех, независимо от рангов, чинов и благосостояния: от освободившихся по состоянию здоровья из тюрем — до людей из состоятельных семей. Вся работа индивидуальна, и универсального подхода нет. В чем прелесть хосписа? Вы все разные, двух одинаковых не бывает. Так же и в хосписе, там же живые люди! Хоспис — уникальное медико-социальное учреждение, такой маленький дом для живых людей, которые просто живут меньше, чем мы, но которых мы меньше от этого не любим.

— Елизавета Петровна, почему вообще вы стали этим заниматься?

— Потому что я это люблю.

— И, тем не менее, дело это настолько серьезное и тяжелое, что хочется спросить, как, чем вы поддерживаетесь в процессе работы?

— А зачем мне себя поддерживать? Мне нравится то, чем я занимаюсь, меня это не истощает.

— Как к вашей работе относится ваша семья?

— У меня трое детей. Старший сын художник, средний мечтает открыть свою авиакомпанию, а младший учится в 9-м классе. Они поддерживают мою работу, но сами в ней не участвуют.

— Елизавета Петровна, вы будете помогать в создании екатеринбургского хосписа непосредственно или станете идейным вдохновителем?

— Я буду помогать, я руками привыкла работать, а не консультировать. Я иду и делаю. Консультантов и без меня достаточно. Мы предложили свою помощь в обучении персонала на базе киевского хосписа, материальную помощь в виде предметов ухода за больными, наконец, свои руки. Где это будет нужно, туда и поедем.